Главный персонаж нового романа Алессандро Барикко «Мистер Гвин» — писатель, причем весьма успешный. Его обожают читатели и хвалят критики; книги, вышедшие из-под его пера, немедленно раскупаются. Но вот однажды, после долгой прогулки по Риджентс-парку, он принимает решение: никогда больше не писать романы. «А чем тогда ты будешь заниматься?» — недоумевает его литературный агент. — «Писать портреты людей. Но не так, как это делают художники». Гвин намерен ПИСАТЬ ПОРТРЕТЫ СЛОВАМИ, ведь «каждый...
Джаспер Гвин говорил, что все мы - страницы какой-то книги, но книги, никогда никем не написанной.
Они долго молчали, каждый со своими мыслями, и были похожи на одну из тех пар; которые так долго любят друг друга, что им уже не нужно разговаривать.
Любой настоящий писатель ненавидит все, что связано с его профессией, но из-за этого не бросает писать.
— Умереть — самый верный способ состариться.
Окончательные решения всегда принимаются в том состоянии духа, которому не суждено продлиться.
Потом сказал, что его всегда интересовала одна вещь относительно настройщиков.
- Меня всегда интересовало, умеют ли они играть на фортепиано. Профессионально, я имею в виду.
- Редко, - ответил Джаспер Гвин. И продолжил: - Если вопрос в том, почему после долгой кропотливой работы они не садятся за рояль и не играют полонез Шопена, чтобы насладиться результатом своего прилежания и мастерства, ответ такой: даже если бы они были в состоянии сыграть, то все равно никогда бы играть не стали.
- Неужели?
- Тот, кто настраивает фортепиано, не любит расстраивать их, - объяснил Джаспер Гвин.
Невероятно, как этот человек понял всё, практически не задав ни единого вопроса. Наверное, тысячами глотать книги - не столь уж и бесполезное занятие, - подумала она.
— Если конфеты просыпались в сумку, это не значит, что надо от них нос воротить, — сказала она.
— Конечно нет.
— Но я заметила, что люди обычно так и делают.
Именно, подумал Джаспер Гвин: люди не доверяют карамельке, найденной на дне сумки.
В любви мы все лжем.
Они долго молчали, каждый со своими мыслями, и были похожи на одну из тех пар; которые так долго любят друг друга, что им уже не нужно разговаривать.
Любой настоящий писатель ненавидит все, что связано с его профессией, но из-за этого не бросает писать.
— Ничто, заметил я в один прекрасный день, больше не имеет для меня смысла, и все смертельно ранит.
- Вы что, боитесь? - Да. - Отлично. Если не бояться, ничего хорошего не выйдет.
Так он понял, наконец, что оказался в положении, известном многим человеческим особям, но от этого не менее плачевном: то единственное, что заставляет их чувствовать себя живыми, медленно, но неизбежно убивает их. Родителей - дети, артистов - успех, слишком высокие горы - скалолазов. Писание книг - Джаспера Гвина.
— Умереть — самый верный способ состариться.
— Джаспер Гвин научил меня, что мы не персонажи, а истории, — сказала Ребекка. — Мы останавливаемся на том, что видим себя в персонаже, переживающем какое-то приключение, даже самое немудрящее, но должны понять другое: мы — вся история, не один только персонаж. Мы — леса, по которым он пробирается; злодей, который ему не дает проходу; суматоха, поднявшаяся вокруг; люди, проходящие мимо; цвета предметов, звуки. Понимаете?
Окончательные решения всегда принимаются в том состоянии духа, которому не суждено продлиться.
...если кто-нибудь умирает, другим приходится жить также и за него — что еще остается делать.
- Я бы на вашем месте не была такой спокойной.
- Я не говорил, что спокоен. Я только сказал, что время есть. Я собирался впасть в панику через несколько дней.
- Вы, молодые, вечно все откладываете на потом.
Они говорили о бурях, о мести и ожидании. В какой-то момент она сказала, что хотела бы мир без чисел и жизнь без повторений.
Мы - целая уйма разного, и сразу, одновременно.
Воспоминания были лёгкими, как открытки, отправленные из предыдущей жизни.
Джаспер Гвин говорил, что все мы - страницы какой-то книги, но книги, никогда никем не написанной.
В тот понедельник Джаспер Гвин вышел из дома с убеждением, что наступает не просто первый день его новой работы, но и новая пора жизни. Чем и можно объяснить, что, выйдя на улицу, он решительно направился к своему доверенному парикмахеру с твердым намерением обриться наголо.
Ему повезло. Парикмахерская была закрыта на ремонт.
— Джаспер Гвин говорил, что все мы — страницы какой-то книги, но книги, никогда никем не написанной: напрасно мы бы стали искать ее на полках нашего разумения. Он сказал мне, что пытался переписать эту книгу для людей, которые приходили к нему. Найти правильные страницы. Он был уверен, что у него получится.
В глазах старичка мелькнула улыбка.
— И получилось?
— Да.