Еще одна фантастическая история о мире будущего. Третья мировая война отодвинула вторую удачную экспедицию на двадцать лет от первой. Но все же новые исследователи Марса установили контакт с жителями планеты и ищут уцелевших от той экспедиции. Наделённый умениями и знаниями древней цивилизации марсиан, наследник первой экспедиции становится мессией новой религии на Земле. Этот философский роман в 1962 году был удостоен престижной премией «Хьюго». Сюжет его - это фактически жизнеописание "чужака"...
«Человеческая мудрость на восемьдесят процентов заключается в умении не совать нос в чужие дела»
«Годы не прибавляют мудрости, но открывают перспективу… и грустнее всего видеть далеко-далеко позади искушения, которые ты отверг.»
«Демократия – бедная система. Беда ее в том, что лидеры, как в зеркале отражают своих избирателей и их низкий уровень.»
«Ревность – это болезнь, тогда как любовь – здоровье. Незрелый разум часто путает одно с другим или полагает, что чем сильнее ревность, тем сильнее любовь, тогда как они просто несовместимы. Одно чувство практически не оставляет места для другого.»
«...самый отвратительный способ лгать – это сказать точно отмеренное количество правды и замолчать.»
«Добро без мудрости всегда порождает зло.»
«Если надетая задом наперед шляпа помогает тебе играть в покер, значит, помогает, и кому какая разница, что твоя шляпа не обладает волшебными свойствами?»
«Покорность воле Божией не превращает человека в робота, неспособного выбирать, а значит и грешить»
— Ревность бессмысленна, она никуда не ведёт.
— Не ведёт туда, куда тебе хочется, это уж точно. Ревность — это болезнь, а любовь — здоровье. Незрелый разум зачастую их путает, либо считает, что чем больше любовь, тем больше и ревность, когда в действительности они почти несовместимы, одна почти не оставляет места для другой. Действуя на пару, они производят невообразимую сумятицу.
— Ты можешь сказать, что такое «любовь»?
— Что? Слушай, да брось ты эти свои штучки. Этим вопросом занимались все, от Шекспира до Фрейда, и никто ещё не дал вразумительного ответа. Я только знаю, что она причиняет страдание.
— Не знаю уж, как там Шекспиры, — ядовито заметил Джубал, — но я могу дать тебе совершенно точное определение. Любовью называется такое состояние, когда счастье другого человека становится для тебя важнее твоего собственного.
Я избегаю слова «художник» по тем же причинам, что и слова «доктор». И все же я действительно художник. Большую часть моей писанины не стоит читать второй раз, — а человеку, знающему то немногое, что я пытаюсь сказать, она и вообще не нужна. Но я — честный художник. Я пишу для читателя, чтобы вызвать у него — если получится — сострадание и ужас, или уж, в крайнем случае, немного его развлечь. Я никогда не прячусь от него в непролазных дебрях заумного языка и не стремлюсь, чтобы другие писаки похвалили меня за «технику», «стиль» и прочую галиматью. Мерилом своего успеха я считаю читательское признание, выраженное в денежной форме, а на все прочие похвалы мне попросту начхать. Поддержка искусства — merde! Художник, не способный заработать себе на жизнь, — импотент, художник, живущий на правительственные подачки, — дешёвая шлюха.
— Слушай тогда внимательно. Хорошенькую девушку заметит каждый, как ты верно выражаешься, дурак. Художник может посмотреть на хорошенькую девушку и увидеть, какой она станет к старости. Художник получше способен увидеть в старухе хорошенькую девушку, которой она была много лет назад. А великий художник может посмотреть на старуху, изобразить её в точности такой, какая она есть, — и заставить зрителя увидеть ту, прошлую, хорошенькую девушку. Более того, он может заставить любого, у кого есть чувствительность хотя бы на уровне носорога, увидеть, что эта очаровательная юная девушка все ещё жива, она только заперта в темницу дряхлого, умирающего тела. Он заставит тебя прочувствовать ту негромкую, старую как мир и такую же бесконечную трагедию, что каждая рождённая на Земле девушка на всю свою жизнь остаётся восемнадцатилетней — что бы там ни делало с ней безжалостное время. Посмотри на неё, Бен. Для нас с тобой старение значит не слишком-то много, а для них старость — трагедия.
— Видела ты когда-нибудь, чтобы я был груб с дамой?
— Я наблюдала, как ты допускал преднамеренные грубости по отношению к женщине. Я никогда не видела, чтобы ты грубил даме.