-- Лин, ты как? – спросила я, когда Тени перестали походить на привидения.
Демон с сожалением оглядел свои крылья.
– Ничего. Только их жалко – не успел полетать.
– Успеешь еще. Главное, сам живой, а остальное наладится.
– Ты думаешь?
– Уверена, друг мой.
– Но я ни разу не пробовал, – с сомнением посмотрел на меня шейри, словно не замечая, как вытянулись лица у стоящих неподалеку эаров. – Вдруг они меня не выдержат? Вдруг я не смогу?
Я только хмыкнула.
– Не можешь – научим, не хочешь – заставим… раз уж связался со мной, то будь уверен: летать ты будешь. Рано или поздно, так или иначе. Разве я не твоя хозяйка? И разве не могу я тебе приказать?
Лин, словно только сейчас об этом подумав, радостно вскинулся.
– Точно! Всегда можешь!
Признаться, жизнь перестала удивлять меня уже давно. Точнее сказать, надоела хуже горькой редьки. Своим однообразием, бесконечной чередой совершенно бессмысленных и абсолютно одинаковых дней, в которые почти ничего не происходит, хотя постоянно чувствуешь себя так, словно ты обессилевшая муха, намертво влипшая в паутину.
Если я и сплю, то или слишком крепко, или, что более вероятно, это не сон, а полноценный бред с тактильными (подушка под задницей колется самой настоящей соломой), зрительными (кот на столе обнюхал мою похлебку и демонстративно отвернулся), слуховыми (пушистый мерзавец не удовлетворился этим и гнусаво мяукнул) и обонятельными (похлебка пахла вкусно, зря этот гад привередничает!) галлюцинациями.
Видимость свободы порой гораздо нужнее самой свободы.
даже самые обычные пожелания порой могут превратиться в смертный приговор.
школа стала первым фактором,... Это не делай, так не говори, туда не смотри, девочкам такое знать не положено… везде – рамки, рамки и рамки. В которых все давным-давно предопределено, застолблено, огорожено, расписано и хорошо известно. Положение не спасали даже курсы юного медика, школьный кружок рисования, дополнительные уроки пения, специально нанятый преподаватель по бальным танцам. Потом было плавание, рукопашный бой, секция акробатики, ажурного плетения, модельного конструирования, вышивания, легкой атлетики, академической гребли, исторический кружок… да всего и не упомнишь. Достаточно сказать, что за несколько лет я перепробовала все на свете, чтобы отыскать то, что было бы мне действительно интересно.
Так неужели у вас ни разу в жизни не появлялось желание плюнуть на все, махнуть рукой, бросить дела и куда-нибудь уйти? На час, на день, на целую вечность? Хотя бы на мгновение оказаться вне замкнутой системы, в которую всех нас поместила Жизнь, избавиться от бесконечной, но совершенно бессмысленной повседневной суеты, задуматься о собственном будущем и… попытаться хоть что-то изменить? Разбить ту самую прозрачную стену? Сделать что-то, чего еще не было предусмотрено? Что-то, чего не прописано в вашей судьбе? Что-то, чего никто от вас не ждет и что вы сможете с уверенностью обозначить, как ВАШЕ собственное решение? Пускай, не самое умное и замечательное, но ВАШЕ..
Пожалуй, школа стала первым фактором, который всерьез поколебал мою уверенность в правильности собственных устремлений. Это не делай, так не говори, туда не смотри, девочкам такое знать не положено… везде – рамки, рамки и рамки. В которых все давным-давно предопределено, застолблено, огорожено, расписано и хорошо известно.
И, наконец, я действительно хочу есть, хотя во сне или в бреду такого, как говорят, не бывает. Из чего следует вывод… «Что в больнице плохо кормят», – ехидно вставило проснувшееся подсознание..
Эары на самом деле — очень чуткие, добрые, ранимые существа… надо только знать, куда их побольнее ткнуть и как посильнее ранить. И тогда все проблемы решаются вмиг.
Если так, то вы меня поймете. И не удивитесь, почему меня на протяжении всей жизни постоянно терзал один мучительный вопрос. Не понимаете? Хорошо, сейчас объясню.
Забавное это дело — умирать, доложу я вам. Не страшное, не ужасное, не жуткое, а именно забавное. А что? Лечу себе куда-то, лечу, парю в кромешной тьме, балдею на невидимых волнах бесконечного покоя, а куда и зачем — непонятно. Парю в невесомости, как амеба в океане. Никто не зудит над ухом, никто не гаркнет, чего это я тут вытворяю. Никому до меня нет, наконец, дела… красота-а-а. Хотя царящая вокруг тишина, если честно, несколько угнетает. Да и темно чего-то. Ни зги не видно. Только и есть, что вдалеке что-то слабо поблескивает, но мне туда отчего-то не хочется лететь. Непонятно, почему, но очень не хочется. Впрочем, если бы и захотелось вдруг изменить направление, то я понятия не имею, как это делается.
— А… зовут-то его как? — настороженно покосилась я на недовольно заурчавшего кота. — Да как хочешь. У шейри нет настоящих имен, так что как скажешь, так и будет. Я почесала затылок. — Ну, раз ему без разницы… значит, будет Барсик. — Ш-ш-ш-с-с!! — донеслось яростное от двери.
Вот тебе и будни туриста. Сижу, разглядываю весело пляшущие язычки пламени.
Ой, есть… бедная моя пятая точка… точно, есть… гады!