И может, именно любви я и хотел научить отцов — хотя я ничему не хотел учить. Любви к земле, потому что легко любить курорт, а дикое половодье, майские снегопады и речные буреломы любить трудно. Любви к людям, потому что легко любить литературу, а тех, кого ты встречаешь на обоих берегах реки, любить трудно. Любви к человеку, потому что легко любить херувима, а Географа, бивня, лавину любить трудно. Я не знаю, что у меня получилось. Во всяком случае, я, как мог, старался, чтобы отцы стали сильнее и добрее, не унижаясь и не унижая.
— Подслушивать некрасиво.
— Зато увлекательно и поучительно.
Все указатели судьбы годятся только на то, чтобы сбить с дороги.
— Я понимаю: у вас чувство юмора не развито, поэтому и приколы у вас идиотские.
— …Не влюбляюсь я ни в кого. На фиг. Хватит, надорвался, теперь тяжести не поднимаю.
…Какой бы великой ни была литература, она всегда только учила, но никогда не воспитывала. В отличие от жизни.
— …Сколько ни прикидывайся дураком, всегда найдется кто-нибудь дурее тебя, так что этим не выделишься.
— Мы никогда не ошибаемся, если рассчитываем на человеческое свинство, — сказал Служкин. — Ошибаемся, лишь когда рассчитываем на порядочность.
— Может, и правильно, — подумав, кивнул Будкин, — вот только, Витус, странно у тебя получается. Поступаешь ты правильно, а выходит — дрянь.
— Нашел с кем дружить! — с невыразимым презрением сказала Надя в прихожей, запирая дверь.
— Бог, когда людей создавал, тоже не выбирал материала.
— Вот, помню, ходила у нас по классу записка: «Это твой носок висит на люстре?» Каждый прочитает и сразу на потолок посмотрит. Наша классная по кличке Чекушка записку отняла, прочитала и сама глазами вверх зырк. Тут мы все и рухнули.
— Саму жизнь ценят, Витус, а не умение жить.
- А тебе, Витя, не хотелось бы начать все с начала? – негромко вдруг спросила Лена. Служкин помолчал.- Этот вопрос нельзя задавать, – сказал он. – И думать об этом тоже нельзя. Желать начать все с начала – это желать исчезновения нашим детям.- Ну… не детям… хотя бы ошибки исправить…- Мы никогда не ошибаемся, если рассчитываем на человеческое свинство, – сказал Служкин. – Ошибаемся, лишь когда расчитываем на порядочность. Что значит “исправить свои ошибки”? Изжить в себе веру в людей?.. Самые большие наши ошибки – это самые большие наши победы.
Я думал, что я устроил этот поход из своей любви к Маше. А оказалось, что я устроил его просто из любви. И может, именно любви я и хотел научить отцов - хотя я ничему не хотел учить. Любви к земле, потому что легко любить курорт, а дикое половодье, майские снегопады и речные буреломы любить трудно. Любви к людям, потому что легко любить литературу, а тех, кого ты встречаешь на обоих берегах реки, любить трудно. Любви к человеку, потому что легко любить херувима, а Географа, бивня, лавину любить трудно.
Успеваемость по предмету всегда зависит от учителя. Не бывает хороших учителей, у которых все ученики двоечники, поверьте моему опыту
У проходной Служкин неожиданно увидел продрогшего, танцующего на месте Овечкина с сугробом на голове. – Какими судьбами? – задержавшись, поинтересовался Служкин. – Человека жду… одного… – проклацал зубами Овечкин. – В мае влюбляться надо, – посоветовал Служкин.
Я знаю, что научить ничему нельзя. Можно стать примером, и тогда те, кому надо, научатся сами, подражая
По-моему, нужно меняться, чтобы стать человеком, и нужно быть неизменным, чтобы оставаться им
- А тебе, Витя, не хотелось бы начать все сначала? - негромко вдруг спросила Лена. Служкин помолчал. - Этот вопрос нельзя задавать, - сказал он. - И думать об этом тоже нельзя. Желать начать все сначала - это желать исчезновения нашим детям
Конечно, на первый взгляд ты податливый: мягкий, необидчивый, легкий на подъем, коммуникабельный... Но ты похож на бетономешалку: крутить ее легко, а с места не сдвинешь, и внутри -- бетон.
Кто сказал, что я неудачник? Мне выпала главная удача в жизни. Я могу быть счастлив, когда мне горько
палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию.
Сейчас все хотят одного: тепла, уюта, покоя. Но отрава бродяжничества уже в крови. И никакого покоя дома они не обретут. Снова начнет тревожить вечное влечение дорог - едва просохнет одежда и отмоется грязь из-под ногтей. Я это знаю точно. Я и сам сто раз зарекался - больше ни ногой. И где я сейчас?
Умение терять - самая необходимая штука в нашей жизни
Мосты - самое доброе изобретение человечества. Они всегда соединяют