Поездил Император земли русской Александр I по Европе, много чудес повидал.
А из Англии привёз он всамделишнюю блоху, только железную. Но скакала она точь-в-точь, как настоящая.
Преемник Александра, Николай I, когда игрушка попала к нему в руки, сказал, что русские, дескать, и получше могут. На поиски мастера, который должен был переплюнуть англичан, отправился атаман Платов...
Спросили много вина, и левше первую чарку, а он с вежливостью первый пить не стал: думает, — может быть, отравить с досады хотите.
— Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут. Глядите, пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!
Тогда один подлекарь сказал городовому везти его в простонародную Обухвинскую больницу, где неведомого сословия всех умирать принимают.
Хоть и шуба овечкина, так душка человечкина.
— Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так глаз пристрелявши.
— Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся.
Платов ему сто рублей дал и говорит: — Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал. Левша отвечает: — Бог простит,— это нам не впервые такой снег на голову.
Пожалуйста, не порть мне политики!
…крышу сняли, да и сами сейчас повалилися, потому что у мастеров в их тесной хороминке от безотдышной работы в воздухе такая потная спираль сделалась, что непривычному человеку с свежего поветрия и одного раза нельзя было продохнуть.
— Разве так можно! У него, — говорит, — хоть и шуба овечкина, так душа человечкина.
...Таких мастеров, как баснословный левша, теперь, разумеется, уже нет в Туле: машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности. Благоприятствуя возвышению заработка, машины не благоприятствуют артистической удали, которая иногда превосходила меру, вдохновляя народную фантазию к сочинению подобных нынешней баснословных легенд.
...но как левше после представления государю, по платовскому приказанию, от казны винная порция вволю полагалась, то он, не евши, этим одним себя поддерживал и на всю Европу русские песни пел, только припев делал по-иностранному: «Ай люли — се тре жули».