Не имеет никакого смысла показывать свиньям солнце, когда их интересует лишь грязь. Иначе они запачкают даже его, лишат света тех немногих, кто этого достоин, но так и не поднимут задницу из лужи.
— Когда случается бунт, люди перестают быть людьми и превращаются в жаждущую крови толпу.
— Чего обычно желают люди, когда наступает беззаконие? Убить, ограбить, сломать, поджечь и изнасиловать. Не поручусь, что именно в таком порядке. …— Горожане одуреют от крови и вседозволенности и устроят такое, чего постыдились бы банды ландскнехтов.
…герцог Удальна не позволит, чтобы голытьба решала в его стране, кому жить, а кому умереть. Большинство из тех, кто сейчас мечтает о райской жизни и новом мире, — уже покойники. Об этом знаю я, знает Пугало и даже Проповедник. Не подозревают лишь устроившие анархию.
- Если с ним что-то случится, будем волосы на головах рвать, - кивнул я в сторону младшего стража. - Будет не так уж и больно, - в тон ответил он мне. - Головы-то к этому времени Мириам уже с нас снимет.
Жалкое оправдание грехов. Погубленная душа - это погубленная душа.
Порой отсутствие страха и слепая вера приводят совсем не к тому результату, которого мы ждем.
Нет смысла грустить по уходящему. Впереди ещё целая жизнь.
- Приятно встретить специалиста. Впрочем, ведьма должна разбираться в травах. На то она и ведьма. - Предпочитаю, чтобы меня называли колдуньей. - А я хочу именоваться не меньше чем императором всего сущего. Но это ничего не меняет ни во мне, ни в вас...
Я не настолько мудр, чтобы обсуждать законы жизни и смерти. Все рано или поздно умирают.
Здоровье у меня со времен смерти неважное. Чихаю по утрам.
Ненавижу могилы! - продолжил мой спутник, и кровь не переставая текла из его проломленного виска. - Они как оспины на теле земли. Почему мы умираем?
- Вам тридцать, но вы все еще дети. И лишь те из вас, кто переступит порог ста лет, как я, поймут, что мир нельзя сделать лучше. Это не в человеческой власти.
Но дело в том, что время редко поворачивает вспять. Прежние эпохи не возвращаются. Приходят новые. И не факт, что они будут радостными для всех нас. Сейчас мы стоим как раз на перекрестке эпох. Люди, может, и дохнут, как мухи, при любом моровом поветрии, но всегда остаются те, кого эта беда минует. И мое племя вновь возрождается. Уверен, так произойдет и на этот раз.
Слова лишь прах.
Нет смысла грустить по уходящему. Впереди еще целая жизнь.
Скорее бы все сдохли. Никто и не заметит такой «потери». Господь, сделай так, как я прошу. Они вконец охренели.
- ...Почему мы не можем иначе? - Мы? - не понял я. - Люди. Жить в своё удовольствие, не мешать другим, не судить, не осуждать и не делать зла ближнему своему. Он ведь Всемогущий. Какого чёрта создавать столь бракованную тварь, как человек?! В нас слишком много изъянов, для того чтобы мы имели право существовать.
Избавь нас Господь от тех, кто думает, что исполняет Его волю!
Завтра они будут рыдать над обезображенными трупами, удивляться, отчего же вдруг умер сосед, отводить взгляды от младенцев с расколотыми головами, в потрясении ходить среди пожарищ и разрушенных зданий. Не понимать, почему оправившиеся власти хватают каждого третьего, колесуют, четвертуют и вешают на столбах.
Ведь это же не они. Никто из них не хотел ничего такого. Они готовы в этом поклясться. И палачам придется слушать их рыдания да мольбы, а уставшим священникам отпускать грехи и правых и виноватых, прежде чем веревка затянется на шеях бунтовщиков.
– С кем вы говорите? – нахмурилась девушка. – С одной светлой душой. Не бойтесь. – Сегодня я боюсь только людей.
Каждый из людей обязан расплачиваться за совершенное, Людвиг. Я, ты, Папа, хагжитский султан и никому не известный мельник. Все. Без всяких исключений. Это основа мироздания. Любой должен знать, что за хорошие дела его ждет рай, а за плохие ад. Потому что большинство из нас, даже тех, кто истинно верит, в глубине души подозревает, что ни причастие, ни отходная молитва не спасут от расплаты убийц, воров и мерзавцев.
После сотен безуспешных попыток поняла, что нельзя спасти того, кто этого не хочет. Не имеет никакого смысла показывать свиньям солнце, когда их интересует лишь грязь. Иначе они запачкают даже его, лишат света тех немногих, кто этого достоин, но так и не поднимут задницу из лужи.
— Если на человека слишком долго давить, он ломается. — Или же обрастает шипами.