С какой бы человек ни был планеты, он остаётся человеком, и его чувства - гнев, радость, грусть, нежность - остаются с ним...
– Так, что случилось?
– Я увидела ее комментарий. Под нашим фото. Тебе действительно важно ее одобрение? – насмешливо спросила я.
– О, боги, женщина! – воскликнул пораженно Даня. – Ты устроила истерику из-за комментария в инстаграме? Одного единственного комментария? Серьезно?
– Их было два, – отрезала я.
- У тебя лихорадка? - У меня - ты.
Ты такая милая - хоть к ранам прикладывай.
Если Вселенная начала свою историю из маленькой точки с бесконечной плотностью, которая вдруг начала расширяться, не означает ли это, что расширяться она тоже будет бесконечно?
Ответа на это нет. Есть лишь несколько теорий.
Согласно теории «Большое сжатие», Вселенная достигнет своего максимального размера и начнет разрушаться.
Возможно, наша любовь так быстро и неожиданно достигла своего максимума. И теперь стремительно разрушается.
Это правильно – защищать свое. Но самое главное, надо понимать, что свое, а что – чужое.
- Тебе не идет думать, – заметил Влад.
- А тебе не идет существование, но я же молчу, – широко улыбнулся Даня.
Наверное, прощание с детством – это всегда грустно.
– Я хотел сказать тебе одну вещь, – голос Матвеева стал серьезным. – Я не достану для тебя все эти звезды с неба. Я неидеален – сама знаешь, какой у меня характер. У меня не так много денег, как у того мажора. И я не смогу быть всегда милым и романтичным. И делать то, что ты хочешь. Но, – он сделал паузу, – я обещаю быть с тобой до конца, если мы будем вместе. Если у нас все получится.
Это была ошибка - нашей Вселенной никогда не было.
– Вот смотрю я на тебя, и сердце радуется, - сказала я с улыбочкой Дане, подложив под щеку ладонь.
– В смысле? – прошамкал он.
– Ты так кушаешь хорошо, что моя личная внутренняя бабушка умиляется. Такой молодец.
– Так-так-так, надо же, – ухмыльнулся Клоун. – А кто еще живет в тебе, кроме бабушки?
– Внутренняя маленькая девочка, – попыталась я своровать ломтик картошки, но мне не дали этого сделать – легонько шлепнули по руке.
– Угощать кого-то – это как инвестиция в будущее, – заметила я невзначай.
– А не трогать чужое – это инвестиция в безопасное будущее, – отмахнулся Клоун.
И в какой-то момент я перестала понимать, что перевешивает в моей душе: симпатия или обида?
Странно, но когда любишь - даже если это любовь, смешанная с ненавистью, - хочется верить.
Мы часто ошибаемся в людях.
На самом деле я испытывала к нему не просто ненависть. А ненависть, за которой скрывалась любовь.
Конкурсы я не любила, считая их чем-то средним между публичным унижением и абсурдом.
– Надеюсь, у тебя рубашка чистая? – спросила я, чувствуя себя странно. Раньше мы были так близко друг к Другу, только когда дрались. До второго класса всегда побеждала я. Потом в Клоуне откуда-то появилась сила. А еще мне понравилось касаться его плеч. Почему – я и сама не знала.– В луже стирал, – буркнул он, а я лишь закатила глаза.
— Ох уж эти влюбленные, – прокомментировала Сашка. – То такие счастливые, что им в глаз хочется плюнуть, то несчастные – хоть к груди прижимай и жалей.
— Это правильно – защищать свое. Но самое главное, надо понимать, что свое, а что – чужое…
— …Если не развязать узлы в самом начале, веревки запутаются еще сильнее. И тогда их придется только рубить.
— Какие веревки? – изумился Даня.
— Веревки жизни, милый.
Любовь как Вселенная. Такая же невероятная и бесконечная. И она так же прекрасна.
Нет людей без страхов. Есть люди, которые еще не знают, чего боятся.
— Играть с людьми – глупое занятие, – заметила я. – Каждый кукловод однажды сам станет чьей-то куклой.
— Ты куда? – выглянула из гостиной мама.
— Забрать кое-что, – отозвалась я, накидывая на плечи кардиган.
— Не поняла – что и у кого? – удивилась она.
— Кошелек у парня, – пояснила я.
— В наше время у парней забирали сердца, – рассмеялась она.
Кем именно он должен был стать, я понятия не имела. На идиотов нигде не учили.