Никогда не знаешь, к чему тебя приведет любовь к синим платьям и к журналистике. Никогда не знаешь, кого видишь перед собой. У злодеев тысячи лиц, и надо научиться видеть сердцем. Меня зовут Вероника. С фамилией, как и со статусом в империи Тигвердов, мне еще предстоит определиться, а пока... Пока кое с кем предстоит разобраться, да помогут нам Стихии! И может быть, тогда я наконец-то скажу Ричарду, что... А сейчас под угрозой не только наше чувство, но и само существование тысяч людей под небом...
Во-первых, мне надо было, чтобы Ричард предоставил допуск в Норверд и обеспечил безопасность моему фотографу. Люди должны знать, на что способны захватчики. Жители должны видеть раненых и погибших, скорбящих родственников и работающих на износ целителей. Как говорили операторам в годы Великой Отечественной войны: «Плачьте, но снимайте…»
Во-вторых, я пожелала, чтобы мне разрешили взять интервью для газеты у одного из наемников. Опять же — образ врага надо формировать. А то мы все стесняемся — а нам информационную войну уже с полгода как навязали.
— Не хотела беспокоить… Вдруг само пройдет… — задыхаясь, ответила истинно русская женщина.
«Куда не войдет солдат с мечом, всегда проникнет ишак, груженный золотом»
— Джулиана... - тихонько проговорила я. - Мне как-то один очень умный человек посоветовал разделить мир на своих и не своих. Я подумала и согласилась, что это здраво. И теперь... Меня волнует лишь то, что обо мне думают и говорят свои. Всем остальным - и всеми остальными - вполне можно пренебречь
— В моем мире есть такое понятие — «служивый», — заговорил вдруг Денис. И с каждым произнесенным словом у него получалось все увереннее. — Это военные, сотрудники правоохранительных органов, спасатели. Я — служивый, такой же, как командующий Тигверд, граф Крайом, милорд Милфорд. И тысячи наших сотрудников. И знаете, что я вам скажу… В наших двух мирах, какими бы они ни были разными, в отношении нас ситуация практически одинаковая. О нас вспоминают, только когда случается какая-то грандиозная ж…
— Происшествие случается, — поспешил перебить его Ричард.
Надеюсь, у имперских девочек руки растут из верхнего плечевого пояса, а не как у меня — из нижнего.
Из мрачного здания приюта, расположенного рядом с величественным собором, я вынеслась как ведьма на помеле. Очень хотелось заполучить топор в руки и пройтись по представителям аристократических родов. И начала бы я даже не с вырубки надменных голов. А уделила бы внимание выступающим частям тела… пониже.
Даже если у кого-то в какой-то момент и были остатки совести и здравого смысла — все рухнуло…
Но стол устоял.
Писательница выглядела плохо. Лежала, скрючившись на кровати. Дышала тяжело, в глазах плескалась мука.
– Вы почему на помощь не зовёте? – возмутился Фредерик. – Чего ждёте?
– Не хотела беспокоить… Вдруг само пройдет… – задыхаясь, ответила истинно русская женщина.
- Ой, девочки! Бросьте стенать. Молодые, красивые – счастье вас ещё найдет. Главное – от него не отбиваться.
Мне как-то один очень умный человек посоветовал разделить мир на своих и не своих. Я подумала и согласилась, что это здраво. И теперь… Меня волнует лишь то, что обо мне думают и говорят свои. Всем остальным – и всеми остальными – вполне можно пренебречь.
Никогда, слышите, никогда не срывайтесь на тех, кто дорог вам. Это-то как раз и вызывает жалость, которую вы не приемлете.
Смерть шепчет, шепчет,
Почти ласкает. Почти целует.
И не пугает…
Настроение было… из рук вон. Блины не переворачивались – слипались. Это у меня! Сильнейшего мага блинов, пирожков и пышек обоих миров.
– Миледи Вероника? – вдруг послышался женский голос. Такое впечатление, что здешних аристократок специально приучают говорить словно петь. Так чтобы каждая нотка голоса была прекрасна. Чтобы звучала нежность, а слушающий проникался той мыслью, что это счастье – когда с тобой заговорила герцогиня или маркиза.
– Но ты живешь с ним в одном доме.
– Спишь с ним в одной кровати, – вмешался папа.
– Ага, ем из одной чашки, – вспомнила я «Трех медведей». – И сижу на его стуле.
– Ника! – хором возмутились родители.