Цитаты из книги «Чёрный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями» Елена Михалкова

Все-таки в Макаре проявлялось временами что-то гипнотическое, как в удаве Каа, раскачивающемся перед бандерлогами.

...Макар бестактно захохотал, зачем-то подхватил кота и поцеловал его в нос. Ошеломленный Берендей повис в его руках и только прикрывал лапами живот, чтобы не вздумали целовать в свежевылизанное пузо, извращенцы.

Умное лицо кота отразило все, что он подумал, услышав это предложение. Берендей негодующе фыркнул, вскинул хвост и пошел, модельно качая пушистыми бедрами, в сторону кухни.

Стриженова была не в восторге от того, что Илюшину предстоит встречаться с местной длинноногой нахалкой, вившейся вокруг него весь вечер, точно моль вокруг соболиной шубы

Что это за наглость такая – заявляться вот так за здорово живешь к любовнице своего мужа! Никакого такта нет у людей.

Три вещи страстно любила Света Игнатова: деньги, мужчин и сплетни, именно в таком порядке.
...В общем, перед Макаром с Бабкиным стояла женщина беспутная, легкомысленная и жадная. Неудивительно, что Илюшин обрадовался. Иметь дело с людьми, замотивированными на деньги, – одно удовольствие.

Черт ее знает, что она выдумает: то ли его отравит, то ли себя, то ли пойдет мыть окна и чистить серебро.

Григорий Лобанов любил женщин живых, теплых и весело хохочущих без повода, а живые хохотушки любили Гришу. Время от времени два этих плюса вопреки всем законам физики притягивались друг к другу. Тогда Григорий ходил, мурлыкая романсы, подкручивал усы и ласкал взглядом всех особ женского пола от пяти до девяноста. Он был пьян от жизни и любви.
В остальное время он был пьян от алкоголя.

Алевтина Лобанова, в девичестве Белякова, не могла простить своему мужу две вещи. Во-первых, что он не хотел на ней жениться. Во-вторых, что она все-таки вынудила его это сделать.

Сергей порубил помидоры, швырнул на лепешку горсть свеженарезанного лука, сыпанул сверху горсть маслин и распахнул духовку.
– Это что, пицца? – изумился Макар. – С луком? Ты издеваешься надо мной?
– Не все ж тебе одному праздник.
Невзирая на протестующие вопли Илюшина, Бабкин сунул лепешку в жаркую духовку и закрыл дверцу. Тесто вспучилось пузырями. Илюшин закрыл глаза.
... – Ты сыром не посыпал! – обвинил Макар.
– Будешь лезть в высокую кулинарию – и не посыплю.
Макар беспомощно посмотрел на Сашу, но Стриж только развела руками. Мол, ничего не поделаешь, здесь ты полностью во власти единственного человека, который согласился кормить тебя пиццей.
– Ладно, – смирился Макар. – Хотя это все равно какой-то эрзац.
... – Решать, эрзац или нет, будешь, когда попробуешь. Саша, хочешь кофе?
– Хочу, конечно. У тебя не кофе, а мечта.
– Вот! – многозначительно поднял палец Бабкин. – Учись, неблагодарное животное.

– Поколачивали они бедолагу втемную, – сказал он, отпивая кофе и поглядывая в окошко духовки. – Обзывали всякими словами нехорошими. Гадости на доске писали. А он нежный, как фиалка на залитом солнцем поле.
– Прямо как я, – страдальчески прошептал Илюшин, косясь на то, что Бабкин окрестил пиццей.

– А я от тебя только и слышу: пицца! пицца! – передразнил Бабкин. – Кстати! Пицца же!
Он распахнул духовку, и та ахнула жаром, как дракон. По кухне разнесся волшебный запах расплавившегося сыра. Макар хотел что-то сказать, но прикусил язык.
Бабкин вытащил свою лепешку, переложил на блюдо и бережно поставил на середину стола.
– На пиццу не похоже, – признал, наконец, Макар, осмотрев ее со всех сторон. – Но пахнет божественно.
– У меня все пахнет божественно, даже носки, – проворчал Бабкин. – Руки пока не тяни, пусть остынет чуть-чуть.
– Лук ты зря положил.
– Сначала попробуешь, потом будешь судить, зря или не зря.

…Макар приуныл. Бабкин, посмотрев на него, разрезал пиццу и протянул ему кусок на блюдце. Илюшин откусил, зажмурившись, как древний человек, которого вождь племени только что убедительно попросил попробовать вон ту красную ягодку. Саша с Бабкиным затаили дыхание.
Лицо Илюшина осветилось чистой детской радостью:
– Сашка, он сварганил пиццу!
– «Сварганил», – фыркнул Бабкин, в глубине души страшно довольный.
– Серьезно, вкусно! Хоть и с луком.
– Это не лук, а топинамбур. Да шучу я, шучу, – заторопился Бабкин, увидев выражение илюшинского лица. – Ешь
…Макар с Сашей стремительно расправились с пиццей.

– Я вижу, вы джентльмен! – сообщил он.
Бабкин одобрительно гыгыкнул. Широкие джинсы, футболка с надписью поперек широкой груди «Уплочено», кроссовки и бритая голова – все исчерпывающие признаки джентльмена в наличии. Футболкой Сергей особенно гордился.

– Во сколько открываемся-то? – грубо осведомилась женщина.
– Во сколько?
– В одиннадцать! Глаза разуй!
Бабкин готов был оставить глаза без обуви, только б ему показали, где висит график работы тренажерного зала.

Если Пудовкина случайно или умышленно вытащила наружу гнилой семейный секрет, Рита и раздумывать бы не стала. Старые секреты имеют обыкновение вонять почище ношеных носков. Но если носки можно стащить с владельца, то секреты неотъемлемы от обладателей. Хочешь уничтожить дурно пахнущий секрет? Избавься от того, кто его знает.

Рита ждала свадьбы с не большим восторгом, чем динозавры – наступления ледникового периода.

– Что там, убивают кого-то? – поинтересовался Макар, не отрывая задумчивого взгляда от своей схемы.
– Похоже на то.
– Хочешь присоединиться?

– Галку назвала пиявкой московской, – обиженно вспомнила Саша.
– А боксера – лободырым! – дополнил Макар.
– Это что, с дыркой в башке, получается?
– Угу. И еще окрестила тамбовским болваном, чтоб уж ни у кого сомнений не оставалось.

– Они считают, что Галка убила?
Макар озадаченно потер нос.
– У меня такое чувство, что они ничего не считают. Живут, не приходя в сознание.

Сплошные наслоения лжи, подумала Саша. Когда-то она дружила с женщиной, которая вся состояла из таких наслоений. Снимаешь одну тонкую слюдяную пленку, а под ней другая. Копнешь глубже – там и вторая, и третья! Тяжело не оттого, что раз за разом в твои руках только ложь ломается с легким треском, а потому, что ты в конце концов теряешь уверенность, будто под ней вообще что-то есть. А вдруг только пустота? Снимешь последний слой, а под ним – ничего. Весь человек состоял из вранья, куда ни ткни.
Саше до сих пор становилось страшно, когда она вспоминала ту свою подругу. Сама же подруга ничего ужасного не видела и Сашиного отношения не понимала. «Да, я выдумщица, – признала она, когда ее приперли в угол. – Фантазерка. Что в этом плохого?» Ты не фантазерка, хотела ответить Саша, а мумия, которую разматываешь-разматываешь и не знаешь, то ли внутри труп, то ли вовсе червяки подчистую все съели.

Илюшин страдал острой пиццезависимостью. В Москве он привык съедать по одной штуке в день и заедать мисо-супом или роллами. Однако Шавлов был не тем местом, куда стоит приезжать со своими привычками. Этот городок гостей с привычками особенно ненавидел и старался при каждом удобном случае убедить, что гость трагически ошибся, заведя себе такое странное пристрастие. Разве картошка с малосольным огурцом не лучше какой-то итальянской лепешки?!

Ближе к ночи сирень в палисаднике принялась благоухать так, что этим запахом можно было кормить, как мороженым, с ложечки. «Вот бы производили сиреневое мороженое! – размечталась Саша. – И пионовое. И ландышевое! А для гурманов – нарциссовое, с легкой горчинкой».

Над его головой с негромким треском зажегся фонарь, и сразу стало видно, что вокруг стемнело.
...«Стало видно, что стемнело, лишь когда включили фонарь…»

При таком отношении к животным и людям неудивительно, что большинство тварей божьих, кроме клопов, обходили дом Елизаветы стороной.