Иногда надо рисковать. Нет; иногда у тебя попросту нет возможности не рисковать. Просто потому, что отказаться от... риска куда больнее. Поэтому надо. Даже если ты уверена, что тебя опять поломает. Везет только тем, кто идет вперед.
Люди все-таки слишком утомительны: обращаешь внимание на одного - и оказываешься окруженным целой толпой тех, кто от тебя чего-то хочет.
-Незнаю чем меня колют, но то как рыба хожу: то спать хочется, то зеваю.
- То отжимаетесь и пирожки печете.
Дракону, унесшему ее, надо будет при случае пожать лапу, как нечаянному спасителю. И выставить лучший коньяк, если ящеры пьют, конечно.
Почему-то выражения лиц у влюбленных и пациентов дурдомов очень похожи.
Я уже слишком долго живу, чтобы менять свой комфорт на неудобного мужчину.
— Ешь, проглот, — пробурчал он, — раз я на этой неделе почетная нянька. То слезы вытираю, то жратву таскаю. Мне бы чепчик и передник с оборками, и образ будет завершен.
— Прекрати, — сказал он со смешком, когда я кончила ругаться. — Не узнаю свою девочку в этом рыдающем желе. Еще немного — и я принесу пузырьки, буду набирать слезы девственницы на продажу.
Сила просто так не даётся, только вместе с ответственностью.
Да уж, даже лучшие из лучших спотыкаются о женскую юбку.
Незадолго до полудня в Королевском лазарете Иоаннесбурга опять произошло вопиющее нарушение распорядка – впрочем, персонал уже настолько привык к разным эксцессам, что явление четырех одетых в пестрые лохмотья и вооруженных бубнами йеллоувиньцев, возглавляемых знакомым уже драконом, вызвало негодование только у дежурной сестры, попытавшейся заставить гостей надеть бахилы и халаты.
Одеяло, сброшенное с кровати, обмоталось вокруг Вики коконом, оставив только плечи и голову, плотно прижав руки к телу.
Блакориец подошел ближе. Улыбнулся – ну очень уж злой была Виктория.
— Обещай, что не откусишь мне голову, – сказал он.
— Именно это мне и хочется сделать, – пробурчала волшебница. Принюхалась. – Постой. Ты что, пьяный?
— Совсем немножко, – заверил Март. Протянул к ней уже изрядно примявшиеся цветы. – Я зашел спросить: не знаешь, что за сорт?
Она прикрыла глаза. Пошевелила дивными плечами, пытаясь выбраться из одеяла. Она и так могла бы кастануть – но зачем, если все попытки провалились?
— Я тебя убью, Мартин.
— Ты уверена? – уточнил он озабоченно. – Как-то странно звучит.
— Только освобожусь и заставлю тебя сожрать эти цветы.
— Они еще и съедобные? Какой я молодец!
— Избавь меня от подробностей, – сухо отрезал Тротт. Налил себе еще молока. – Повторяю вопрос. Какого ты здесь делаешь? Это моя территория, и ты знаешь, что я терпеть не могу незваных гостей. И щиты мои не смей больше трогать, Март. Я серьезно, иначе покалечу.
— Ужасный Малыш, – глумливо поддразнил его непрошибаемый барон. – Гостей он незваных не терпит. Да ты и званых не очень, – Мартин увидел, как перекосило друга, и на всякий случай отступил назад, поднял руки. – Да не трогал я их… почти. Поигрался немного. Скучно было, пока тебя ждал, а на улице холодно и деревья твои явно меня на перегной пустить желают.
— Речь не о тебе.
— Не обо мне, – кивнул Мартин покладисто. Поднялся, потянулся – ну точно как кот. – Давай попробуем. Думаю, посреди ночи старик нам особенно обрадуется. И, – он ухмыльнулся, – говорить будешь ты, а я – прятаться.
Что бы ни было, какие бы испытания не валились на голову – боги дают нам жизнь, которую надо прожить с честью. А уныние – грех.
Однако смерть – не та вещь, с которой можно играть даже богу. Отсроченная однажды, она вернется и соберет жатву с избытком.
Опять заговор, опять воздействие на народ. Люди везде одинаковы. Взволнуй их, надави на болевые точки - и они пойдут за манипуляторами, как стадо, не задумываясь, что красивыми словами и идеалами прикрывают обычно банальную жажду власти.