Роман «Таис Афинская» основан на известном по античным источникам историческом эпизоде: сожжении Персеполиса знаменитой афинской гетерой, участвовавшей в походе Александра Македонского. Эпизод одно время отрицался буржуазными историками, в том числе и столь крупным знатоком эпохи Александра, как В. Тарн. Современные исследователи — среди них и такой авторитет, как М. Уилер, — восстанавливают достоверность эпизода. Она — прекрасная гетера, чье имя прославлено далеко за пределами Афин; у ее ног...
Мне многое открыто в сердцах людей. И думается, что ты скоро пойдёшь на восток с Александром, в недоступные дали азиатских степей. Каждая умная женщина - поэт в душе. Ты не философ, не историк, не художник - все они ослеплены, каждый своею задачей. И не воительница, ибо всё, что есть в тебе от амазонки - лишь искусство ездить верхом и смелость. Ты по природе своей не убийца. Поэтому ты свободнее любого человека в армии Александра, и я выбираю тебя своими глазами. Ты увидишь то, что я никогда не смогу.
А в Мемфисе ширились слухи о божественном сыне македонского царя Филиппа. Александр осаждает Тир, его жители упорствуют, но искусные механики македонцев решили создать перешеек между материком и островом, на котором стоит город. Гибель древнего финикийского порта неминуема. Когда Тир падёт, то, кроме Газы, больше некому будет сопротивляться победоносному Александру. Его надо ждать в Египте.
Больше всего удивляло Таис звероподобие богов. И это у народа, перед мудростью и тайными науками которого эллины преклонялись! Она знала, что в Саисе учились великие мудрецы Эллады - Солон, Пифагор и Платон. Обширные знания почерпнул в Египте и Геродот. Как же мог житель Египта склоняться перед чудовищами вроде крокодила - бессмысленной и гнусной твари? Неужели нельзя было выразить характер бога иначе, чем насадив на человеческое тело голову шакала или ястреба? Если бы египтяне не были столь искусными художниками, можно было бы подумать, что они не умеют иными способами выразить дух божества.
Храмы Египта поразили воображение Таис резким контрастом с Элладой.
Каждый греческий храм стоял на возвышенном месте, открытый, лёгкий и светлый. Изваяния богинь, богов и героев привлекали к себе волшебством красоты. Грань, отделявшая богов от смертных, казалась совсем тонкой, незаметной. Верилось, что боги, склоняясь к тебе, внимают мольбам и вот-вот сойдут со своих пьедесталов.
Храмы Египта! Сумрачные, стиснутые толстыми стенами, чащей массивных колонн, исписанных и исчерченных множеством рисунков и знаков. Мёртвое и грозное молчание царило в храмах, незаметно переходивших в подземелья. Человек как бы погружался во тьму прошедших веков.
- Плохо идут дела в Афинском государстве, если его покидает красота. Красота женщин, искусства, ремёсел. Прежде сюда стекалось прекрасное, теперь оно бежит от нас.
- Какие люди, - сказала Наннион, - молодые и уже столь зрелые. Могучему Гефестиону всего двадцать один, а царевичу девятнадцать. Но сколько людей они оба уже убили!
- Александр красив. Учён и умён, как афинянин, закалён как спартанец, только... - Таис задумалась.
- Он не как все, совсем другой, а я не умею сказать, - подхватила Наннион.
- Смотришь на него и чувствуешь его силу и ещё, что он далеко от нас, думает о том, что нам не придёт в голову. От этого он одинок даже среди своих верных друзей, хотя они тоже не маленькие и не обычные люди.
Несмотря на свои семнадцать лет, она считалась знаменитостью Афин. За искусство в танцах, образование и особенную привлекательность её прозвали "четвёртой Харитой".
Искусство или торжествует в блеске прекрасного, или тоскует по его утрате.
- я поняла истинное
значение прекрасного. Без него нет душевного подъема. Людей надо поднимать над обычным уровнем повседневной жизни. Художник, создавая красоту, дает утешение в надгробии, поэтизирует прошлое в памятнике, возвышает душу и сердце в изображениях богов, жен и героев. Нельзя искажать прекрасное. Оно
перестанет давать силы и утешение, душевную крепость. Красота преходяща, слишком коротко соприкосновение с ней, поэтому, переживая утрату, мы глубже понимаем и ценим встреченное, усерднее ищем в жизни прекрасное. Вот почему красива печаль песен, картин и надгробий.
- Ты превзошла себя, Таис! - воскликнул Лисипп. - Мудрость говорит твоими устами. Искусство не может отвращать и порочить! Тогда оно
перестанет быть им в нашем эллинском понимании. Искусство или торжествует в блеске прекрасного, или тоскует по его утрате. И только так!
Кто бесчестен в самых малых вещах, скоро вообще потеряет всякое достоинство.
...самая страшная отрава даже для очень мудрого и сильного человека - это постоянное восхваление его и его деяний.
Мужчина, отказывающий женщине в страсти, кто бы она ни была, совершает большой грех.
Чем нелепее вера, тем больше цепляются за нее непросвещенные люди, чем темнее их душа, тем они фанатичнее.
"Царь должне соблюдать обычаи для себя строже, чем последний из его подданных, - серьёзно сказал Александр, - ибо как же иначе вселить в людей уважение к закону и чувство меры?"
Великое преступление возникает из цепи малых ошибок и проступков, а великое достоинство, равное богам, родится из бесчисленных действий сдержанности и обуздания самого себя.
- Что же делают в жизни мертвые души? - Мешают жить живым, внешне не отличаясь от них. Только они ненасытны в пустых и самых простых желаниях: еде, питье, женах, власти над другими.
Сердце не нужно завоёвывать, его нужно просто попросить.
Надо опорочить прежнее, чтобы утвердить новое.
Чем нелепее вера, тем больше цепляются за нее непросвещенные люди, тем темнее их душа, тем они фанатичнее.
Та, которая родилась быть музой, но вынуждена быть домашней хозяйкой, всегда живет под искушением самоубийства.
Самая страшная отрава даже для очень мудрого и сильного человека - это постоянное восхваление его и его деяний.
Плохо не должен тот жить, кто не живет хорошо.
Не мудро говорить истины людям, предпочитающим чудеса и достижения кратчайшими путями, которых нет, а есть лишь постепенное восхождение.
Всегда держись середины, оглядываясь на края.
Только на низшем уровне веры люди нуждаются в кровавых жертвах, умилостивляя богов и судьбу потому, что ставят своих богов на один уровень с собою.
Чем ниже падает нравственность и достоинство в народе, тем сильнее старается он доказывать свое превосходство перед другими, унижая их.
Верить можно во все, что угодно, но вера становится религией только тогда, когда сплетается с правилами жизни, оценкой поступков, мудростью поведения, взглядом, устремленным в будущее.
Мудрость, афинянка, малоприятна для ее обладателя. Мудрых людей мало. Мудрость копится исподволь у тех, кто не поддается восхвалению и отбрасывает ложь. Проходят годы, и вдруг ты открываешь в себе отсутствие прежних желаний и понимание своего места в жизни. Приходит самоограничение, осторожность в действиях, предвидение последствий, и ты – мудр. Это не есть счастье в твоем поэтическом понимании, вовсе нет. Люди излечиваются от тревоги и гнева песней и танцами, ничего не зная о сущности их. Не следует много рассуждать о знании богов и людей, ибо молчание есть истинный язык мудрости. Открытые сердца это хорошо понимают. Тем более не мудро говорить истины людям, предпочитающим чудеса и достижения кратчайшими путями, которых нет, а есть лишь постепенное восхождение.
Коротка жизнь! Пока соберешь крохи знания и увидишь, как надо жить, уже не сможешь идти дальше.
Порабощение женщины неизбежно влечет за собой рождение рабских душ и у мужчин.
Зачем рыдать под звездой, которую всё равно не снять с неба? Она совершит начертанный ей путь. А ты совершай свой.
Женщины знают, как хрупка жизнь, как близка смерть, а мужчины мечтают о бессмертии и убивают без конца по всякому поводу.
...только в начале своего существования любая религия живет и властвует над людьми, включая самых умных и сильных. Потом вместо веры происходит толкование, вместо праведной жизни - обряды, и все кончается лицемерием жрецов в их борьбе за сытую и почетную жизнь.