16+ Добро пожаловать в Республику Гилеад – общество, где правит жесткий кастовый режим, а власть сосредоточена в руках радикальной религиозной группировки. Ее составляют одни лишь мужчины, потому что у женщин в этом мире нет никаких прав. Они не могут учиться, читать, общаться, свободно передвигаться по улицам, владеть имуществом. Их ценность состоит в том, чтобы служить своему опекуну и производить на свет потомство. Дело в том, что из-за неблагоприятной экологической обстановки...
Я вновь поражаюсь наготе мужской жизни: душ у всех на виду, тело выставлено для изучения и сравнения, публичная демонстрация интимных органов. Зачем это? Ради уверенности в чем? Блеснуть значком – глядите, у меня все как полагается, я тут свой. Почему женщинам не нужно друг другу доказывать, что они женщины? Так же невзначай расстегиваться, вскрывать ширинку. Собачье обнюхиванье.
Я жду – вымытая, причесанная, накормленная, как призовая свинья.
На пороге нового дома всегда одиноко.
Но кто помнит боль, когда она прошла? Остается лишь тень, не в сознании даже - во плоти. Боль клеймит тебя, но клеймо глубоко - не увидишь. С глаз долой - из сердца вон.
Кино о прошлом не равно прошлому.
Если это я рассказываю историю, значит, финал мне подвластен. Значит, будет финал этой истории, а за ним — взаправдашняя жизнь. И я продолжу там, где остановилась.
Время от времени меняем маршрут; в этом нет ничего дурного, пока мы за оградой. Крысе в лабиринте позволительно идти куда вздумается, - при условии, что она в лабиринте.
Ясно мыслить можно лишь одетой.
Свобода бывает разная... Свобода для и свобода от.
Но это чушь, от недостатка секса никто не умирает. Умирают от недостатка любви. Лучше никогда не означает "лучше для всех", отвечает он. Кому-то всегда хуже. В туалетах есть что-то утешительное. Хотя бы функции организма остались демократичны. Все на свете срут, как выразилась бы Мойра.
Ничего не возможно рассказать в точности так, как оно было, ибо то, что говоришь, не бывает точно, что-то всякий раз упускаешь, слишком много ролей, сторон, противотоков, нюансов; слишком много жестов, кои могли значить то или это, слишком много форм, кои целиком не опишешь, слишком много привкусов в воздухе или на языке, полутонов, слишком много.
Прощение - тоже власть. Умолять о нем - власть, и отказывать в нем, и его даровать - власть; быть может, величайшая.
Казалось, у них был выбор. Казалось у нас тогда был выбор. Мы - общество, подыхающее от избытка выбора.
Ни одна мать целиком не соответствует представлению ребенка об идеальной матери — и наоборот, видимо, тоже.
Однажды посмотришь на мужчину и подумаешь: я тебя любила, — и время будет прошедшее, и тебя переполнит изумление, ибо то было деяние столь поразительное, и опасное, и дурацкое;..
Чувствам не прикажешь... но поведению прикажешь еще как.
Мы не попадали в газеты. Мы жили вдоль кромки шрифта на пустых белых полях. Там было свободнее. Мы жили в пробелах между историями.
Миг предательства хуже всего, миг, когда понимаешь без тени сомнения, что тебя предали: что некий человек настолько желает тебе зла. Будто в лифте, который обрезали сверху. Падаешь, падаешь и не знаешь, когда ударит.
Приятно иметь мелкие цели, которых легко достичь.
Лучше никогда не означает "лучше для всех". Кому-то всегда хуже.
Свобода бывает разная, говорила Тетка Лидия. Свобода для и свобода от.
Мы думали, у нас такие серьезные проблемы. Откуда нам было знать, что мы счастливы?
От недостатка секса никто не умирает. Умирают от недостатка любви.