Никакой человек не может существовать сам по себе. Только окруженный сетью связей с другими людьми, он может стать истинно могущественным. Это ловушка, из которой нет выхода – тысячи незримых паутинок пеленают героя, делая его игрушкой жизни и чужих судеб.
Ана фактически бросила рычаги, позволив аппарату выписывать в небе гигантскую дугу в сторону океана, — она не отрываясь смотрела на меня.
— Ань, ты бы на курс вернулась.
Она вздрогнула, как будто не ожидала, что я заговорю, выровняла машину и замолчала, обдумывая услышанное.
У меня было множество вопросов, но я решил не торопиться — лететь нам предстояло почти до самого вечера. Ана молчала, ни о чем больше меня не спрашивая, затем неожиданно перегнулась ко мне, обняла и прижалась щекой. Еле слышно прошептала:
— Спасибо.
Плита — огромная безразмерная каменная хреновина! Она проглотит все и даже не нагреется! Ну разве что чуть-чуть. Что-то опять прогудел Сам, охранник исчез, я прошел бесконечные десять шагов назад и, упав на колени, удерживая плотину из последних сил, стал сбрасывать безумный жар на плиту. Я собирался делать это потихоньку, так, чтобы энергия успела распределиться на возможно большую массу, но неожиданно плита, как мне показалось, высосала все, что мучало меня, одним длинным жадным глотком, сопротивляться которому я был не в состоянии.
Дорога, тянувшаяся вдоль причалов, забитая повозками и людьми, пошла в гору. Взбив ногами пыль на песчаном откосе, мы вынырнули на ровное поле, уставленное аккуратными домиками. Вдали возвышались островерхие крыши с цветными коньками — торговые дома. На длинном островном мысу, окруженном лесом, пряталось традиционное квадратное здание постоялого двора и какие-то, похоже, официальные строения. Наверняка в городе был не один постоялый двор, но, видимо, причалы и пирсы располагались также и на противоположной стороне острова, и там же находилось и большинство коммерческих зданий. Наша яхта, таким образом, ошвартовалась как бы с заднего двора.
Нечего и говорить, новости, которые вскоре дошли до несчастной, совершенно убили ее. Вы можете вообразить что-либо ужаснее, чем осознание того, что вы убили собственного ребенка? Никакие усилия отца не могли вытравить зерно ужасного подозрения, упавшего в душу Аны.