Остап Бендер продолжает путешествовать по Советской России. Случайно встреченный им пройдоха Шура Балаганов рассказывает Остапу, что в городе Черноморске будто бы живет жизнью обычного служащего настоящий подпольный миллионер. Бендер, в компании Балаганова, еще одного мошенника Паниковского и честного водителя Адама Козлевича немедленно отправляется туда. Он, конечно, не будет никого грабить и убивать — но употребит все свое искусство чтобы наконец получить свой миллион…
— Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в дворники!
— Лед тронулся! – в ужасе закричал великий комбинатор. – Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
— …Меня как-то мало интересует проблема социалистической переделки человека в ангела и вкладчика сберкассы.
Очередь, серая, каменная, была несокрушима, как греческая фаланга. Каждый знал свое место и готов был умереть за свои маленькие права.
— Мне тридцать три года, – поспешно сказал Остап, – возраст Иисуса Христа. А что я сделал до сих пор? Учения я не создал, учеников разбазарил, мертвого Паниковского не воскресил…
…Великий комбинатор взял в руки сухарик.
— Этому сухарю, – сказал он, – один шаг до точильного камня. И этот шаг уже сделан.
– Заграница – это миф о загробной жизни, кто туда попадает, тот не возвращается.
Он был молод душой и годами, но в его кудрях, как луна в джунглях, светилась лысина.
— …Адам – честный человек, он плохо разбирается в жизни.
— …А сейчас нечего унывать. Довольствием я вас обеспечу. Правда, сгорел мой саквояж, но остались несгораемые идеи.
В подъезде сидел комендант. У всех входящих он строго требовал пропуск, но если ему пропуска не давали, то он пускал и так.
– Судьба играет человеком, а человек играет на трубе.
— А вы лучше, чем я думал, – дружелюбно сказал Бендер. – И правильно. С деньгами нужно расставаться легко, без стонов.
Молодой день в трамвайных бубенцах уже шумел по городу. За палисадом шли осоавиахимовцы, держа винтовки вкривь и вкось, будто несли мотыги.
– Вы произошли не от обезьяны, как все граждане, а от коровы. Вы соображаете очень туго, совсем как парнокопытное млекопитающее.
Я умираю от скуки, мы с вами беседуем только два часа, а вы уже надоели мне так, будто я знал вас всю жизнь.
— Командовать парадом буду я! – воскликнул великий комбинатор.
Полуответственный Егор принадлежал к многолюдному виду служащих, которые или «только что здесь были», или «минуту назад вышли». Некоторые из них в течение целого служебного дня не могут даже добраться до своего кабинета.
— Следствие по делу Корейко, – говорил Остап, – может поглотить много времени. Сколько – знает один бог. А так как бога нет, то никто не знает.
– Интересный вы человек. Все у вас в порядке. С таким счастьем – и на свободе!
— …Я чту Уголовный кодекс. Я не налетчик, а идейный борец за денежные знаки.
— Ну, довольно, – молвил Остап, – не стучите лысиной по паркету. Картина битвы мне ясна.
– …Может быть, именно в этом великая сермяжная правда!
— Сермяжная? – задумчиво повторил Бендер. – Она же посконная, домотканая и кондовая?
– …Простите, мадам, это не вы потеряли на углу талон на повидло, скорей бегите, он еще там лежит!
— …Клиента надо приучить к мысли, что ему придется отдать деньги. Его надо морально разоружить, подавить в нем реакционные собственнические инстинкты.