Ах, до чего непросто Лизавете во дворце. Тут и девицы, одна другой краше и родовитей. И тайны с заговорами, в которые любопытный нос совать не след. И убийства. А еще князь, напрочь не желающий понимать, что Лизавета ему никак не пара. Не было ей иной печали, как влюбиться в неподходящую личность. У нее, между прочим, конкурс. Месть незавершенная. И планы на жизнь серьезнейшие, в которых всяким князьям места нет.
- И что? Тюрьма тюрьмой, а половички могли б и вытряхнуть. Картину повесить какую…
– Стрелецкой казни?
Леший с ней, с репутацией. Нужна она старой деве как собаке дудка. Зато хоть вспомнить что будет.
Что за жизнь? Поболеть и то без трупов не дадут.
– А нас тут в убийстве обвинить пытаются…
– Не удивлен, – Димитрий понял, что до ванной комнаты, где должен был быть халат, он не доберется...
– Мы не убивали!
– Удивлен.
...А она, если сильно смущаться станет, так в старых девах и останется...
– Но сдается мне, мы имеем дело с заговором.
– К-каким?
– С покушением на жизнь…
И недвижимость, которую ныне явно представлял собою князь.
- Папенька у меня в генералах, может, слышали? Не хотите послужить? Он говорит, что служба из любого идиота человека сделать способна.
...дура она, а не дева старая. И сама виновата.
языками за благо мира все трепаться горазды.
Лешек, взявши батюшку за руку, завопил:
- Папенька, не помирайте пока! У меня именины!
- А я говорила, - заметила Таровицкая, - что целовать надо. Целованные мужчины куда добрее нецелованных...
муж, чай, не таракан, сам собою не заводится.
- Я его люблю, - пожаловалась Дарья в умывальне. - Как думаешь, можно влюбиться с первого взгляда?
- Думаю, что если ты влюбилась, то значит, можно, - Лизавета тоже умылась.
- Маменька сказала бы, что это глупость и блажь, что... в мужа влюбляться надо.
- А если нету?
- Тогда завести и влюбляться.
- Я все равно не знаю, сумею ли...
- Никто не знает, - Димитрий отстранился. - Но это не значит, что нельзя попробовать.
Она до сих пор не простила. Поняла, вероятно, потому как обладала удивительной способностью понимать других людей, но вот прощение требует совсем иных душевных сил.
- И как? - осторожно поинтересовался Навойский, на всякий случай отступая к двери.
Норов у невесты был... неспокойным.
- Как? - Лизавета нахмурилась. - И вправду хочешь знать, как? А вот так... Его императорское Величество бдит.
- В смысле?
- Про смысл у своих спрашивай. Я тебе цитаты даю. Бдит о народном благе денно и нощно. Особенно, полагаю, нощно. Ночами оно вообще как-то бдеть сподручней. Особенно о народном благе...
- Сколько я...
- Спала? Да уже месяц почитай...
Месяц? Так не бывает, чтобы месяц, чтобы...
- Я уже тебя целовал и целовал, а ты не просыпалась.
- Плохо старался, - буркнула Лизавета.
- Хорошо старался! Но приличия мешали...
Навойский кивнул и сгреб Лизавету в охапку, сказал на ухо:
- Я сказал твоей тетке, что ты моя невеста...
...теперь только бежать... в том числе от тетки. И лучше, если за границу.
- А я... в гвардию, - призналась Таровицкая. А Лизавета лишь укоризненно покачала головой. Куда ей в гвардию-то? Она себя в зеркале видела? Там же ж одна половина другую на дуэлях поубивает, а Таровицкая оставшихся пришибет за дурость. Это не служба будет, а одна сплошная диверсия.
Она наклонилась.
Коснулась губами губ.
Сухие.
И теплые. Значит, пока не мертвый...
- А что это ты делаешь? - раздался сиплый голос Одовецкой. - Если искусственное дыхание, то не так надобно.
- Целуюсь.
- Ты его сперва бы в сознание привела, что ли...
и может, это не любовь. Авдотья ведь никогда не влюблялась, чтобы как в книгах, до томности, до коленей слабеющих.
И в обморок ее падать не тянуло.
Не терзало престранное желание писать стихи или хотя бы в прозе, но чтобы ему, иносказательно признаваясь в собственных чувствах. Письма, само собой, ждал бы камин... все сжигают.
Развлечение такое.
Митька скажет, что репутацию такую грех не использовать. Используем-с... в хозяйстве все пригодится, даже дерьмовая репутация.
кровь - не вода, много ее земля не выпьет.
нет ничего страшнее мести маленького человека... обиженного маленького человека...
Срамота.
Или искусство? Сидорыч так и не разобрался, где заканчивается одно и начинается другое.