Кого еще обвинить в смертях, потревоживших тихий приморский городок, как не коварных некромантов? Вздумалось им останавливаться, школу свою затевать да будоражить покой честных граждан темною волшбой. Слухи множатся, один другого страшнее. И с ними растет гнев человеческий, грозя выплеснуться кровавым бунтом. Правда, у Анны свое мнение. Она уверена, что за убийствами стоят вовсе не некроманты. Но кто станет слушать странную больную женщину? Уж точно не те, кому нужны ее дом и её жизнь. Вот и...
Женщины, куда изворотливее и умнее мужчин...
Не заблудись в иллюзиях, а то можешь стать не тем кем хочешь....
Сколько, у кого мозгов - покажет учеба....
Женщины мудрее мужчин. И видят больше. И понимают… с твоего-то станется жалостью проникнуться, а от жалости один вред.
Страх… уродует.
Он заставляет брать в руки вилы и молотки.Он нашептывает об очистительном огне, который спасет.Он требует действовать немедля, пока… воображение толпы с легкостью создает чудовищ, а они еще больше пугают людей.
- Дарью любили, понимаешь? Любовь нельзя купить. Любовь… она ведь тоже власть. А властью матушка не стала бы делиться.
– Спать в саду неудобно.
– Это вы просто на погосте никогда не ночевали
– Как она? – Глеб заставил себя говорить шепотом, и Земляной мотнул головой, но все же ответил:
– Так же, как минуту назад. И две минуты. И пять минут. И десять. Обсядь уже.
– Не могу.
– Тогда женись.
– Сейчас?
– А что? Невеста в беспамятстве, возражать не будет, а потом уже извинишься…
– Как думаешь… – взгляд Земляного следовал за Дедом, а тот расхаживал по комнатушке, нашептывая что-то долгожданному наследнику. – Если я ее все-таки украду… она замуж пойдет? А то нехорошо как-то получилось…
– Укради, – согласился Глеб.
– Но ты меня, если что… воскресишь?
– Воскрешу.
– Тогда ладно. ..
– Убить хотят.
– Тебя?
Он ткнул пальцем в иглообразный лист и вздохнул.
– Всех. Боятся. Почему, когда люди боятся, они хотят убить?
– Никто точно не мог сказать, с чего все началось. С мелочи… мелочи всегда и во всем виноваты.
Анна мотнула головой.
Мужа своего она отдавать не собиралась. Со смертью справилась, а с людьми так и подавно.
— Ты кто?
— Не помнишь? Илья. Шлюхин сын, — он прищурился, пытаясь уловить в выражении лица Анны что-то такое. — Моя мать была шлюхой.
— А моя меня прокляла.
— Тоже прикольно, — кивнул мальчишка.
Разум – вещь такая… весьма своеобразная. Вот люди по-своему разумны, а поди же, творят такое, от чего мне порой не понятно, как это наш мир не развалился.
— Возвращайся. Я тебя жду.
Наверное, нужно было что-то еще.
Про любовь?
Анна не была уверена, что это и есть любовь. Любовь — это ведь чувство, Анна же не чувствует, она просто знает, что не сможет больше одна.
Не хочет.
А если вдвоем, то можно. Только вдвоем и можно.
Ничто так не утомляет, как чужое стремление причинять добро.