С девушками все очень просто. Они обожают внимание и настойчивость. Они не любят проявлять инициативу, потому что хотят чувствовать себя достойными того, чтобы ее проявляли другие. Они любят, когда за них платят. Но не потому что они меркантильные суки, как многие считают. Для них — оплаченный счет это уверенность в том, что они достойны заботы.
С определенностью куда проще жить.
— Если бы за самомнение хорошо платили, ты бы давно прилетал на работу на собственном вертолете.
Безумие какое-то. Извращение. Ему всего двадцать два, а я замужем.
Ну и как мне теперь со всем этим быть? Семья и работа были моими главными приоритетами, и вчера я сделала все, чтобы их уничтожить. Изменила мужу. Изменила мужу в его офисе, с его подчиненным. В эстафете «Про@банная жизнь» я точно пришла бы первой.
Возраст — это просто цифры, формальность. Разве они мешали тебе кончать? Да дело даже не в сексе… Я сходу могу задать тебе тысячу вопросов, на которые мне хотелось бы получить ответы. Какой был твой любимый предмет в школе, какой фильм тебя особенно впечатлил, какую музыку ты любишь и что думаешь о поправках в конституцию. Мне все в тебе интересно, понимаешь? Я смотрю на тебя и жалею, что во мне нет встроенного зума, способного приблизить твое лицо. Причем тут на хрен возраст? Не нужно решать за меня, что мне подходит, а что нет.
— Ну что, идем? — я перевожу взгляд с Матвея на дочь. — Малыш, ты готова?
Аня ощупывает ладошкой белокурые кудряшки, собранные в хвостики, скептически осматривает кроссовки и деловито резюмирует:
— Я красивая. Идем.
— Беременная?
Я дважды киваю, пока внутри беснуется ураган из эмоций. Чудо же, ну? Это самое настоящее чудо.
Матвей конечно обрадуется, но я и так это знала. Он единственный, в ком я ни на секунду не сомневаюсь. Но знать одно, а видеть… Видеть совсем другое. Как ярко вспыхивают его глаза, как на губах появляется пронзительная улыбка. Разделить этот исключительный момент с ним — вот это оно. Самое лучшее, что может быть. Когда вы оба чувствуете одинаково, и это одинаковое — настолько счастливое.
Не бывает плохих людей. Бывает череда обстоятельств, вынуждающая нас совершать ошибки.
Мужественность, оказывается, совершенно не зависит от возраста. Некоторые и после сорока не способны понять, что означает быть настоящим мужчиной.
Ни один человек, имеющий хоть какое-то понятие о самоуважении и цивилизованности, не должен принимать жестокость.
На муки совести у меня отведены специальные часы перед сном.
"Это просто такой тип людей - любители халявы. Им всё равно, кто за них платит...
...женщина, старуха или парень вдвое младше. Каждую сэкономленную копейку они воспринимают, как личную победу."
... почему в один день он ведёт себя как ублюдочный деспот, готовый наступить мне на голову, лишь бы не разрушить в глазах сотрудников образ самодержца, а в другой — слишком сильно напоминает того человека, за которого я выходила замуж. Определился бы уже. С определённостью жить куда проще.
Ну вот какого чёрта? Стоит мне поймать состояние, в котором комфортно существовать, — с удовольствием собираться на работу, планировать покупку нового белья и назначать встречи подругам вне зависимости от его планов — как он снова это делает. Разговаривает вот этим добродушным тоном и даёт мне надежду. Идиотскую надежду на то, что каким-то образом посреди разговора и обменами взглядами, мы вдруг снова сможем попасть в ту самую, правильную струю. Я снова разгляжу в нём желанного мужчину, которого когда-то полюбила, а Рома разглядит во мне женщину, о чьих чувствах обещал заботиться. Знаю, что этого не произойдёт, ведь прецедентов была уйма, но чёртова надежда всё никак не желает сдохнуть.
По-моему, парни, жалующиеся на то, что нынешние девушки охренели и их подкупают только деньги — закомплексованные нытики, оправдывающие таким образом свою тупизну и неумение общаться. Я никогда не ухожу отсюда один. С девушками всё очень просто. Они обожают внимание и настойчивость. Они не любят проявлять инициативу, потому что хотят чувствовать себя достойными того, чтобы её проявляли другие. Они любят, когда за них платят. Но не потому, что они меркантильные суки, как многие считают. Для них оплаченный счёт — это уверенность в том, что они заслуживают заботы. И к тому же мне нравится с ними разговаривать. Многие из них далеко не глупы.
Я говорил, что люблю разглядывать людей. Разглядел как следует, сделал вывод и двинулся дальше. Но с ней иначе. Чем больше смотрю, тем больше вхожу во вкус. Кажется, будто успел досконально выучить её лицо, но всякий раз, когда смотрю на него снова, подмечаю новые детали: то, как изгибаются губы, когда она говорит (сначала уголки опускаются вниз и лишь потом поднимаются вверх), или то, как поправляет волосы, когда по какой-то причине начинает нервничать.
С годами мы обрастаем длинными перечнями того, что можем себе позволять, а что нет. Я бы не заказала пиво просто потому, что в определённый момент решила, что переросла этот напиток. В ресторанах люди не пьют пиво. Толстостенная увесистая кружка рядом с изяществом тонконогого фужера — это почти моветон.
— Не нужно играть в мамочку, следящую за моими карманными расходами. Если бы я захотел вернуть свои деньги, прямо бы сказал ему об этом сам.
Злится. Не нравится, когда ставят по сомнения его мужественность. И даже резким быть не смущается. Уже не готов потратить полжизни на то, чтобы меня раздеть?
— Ну тогда у нас один — один. Потому что в баре тебе тоже не стоило играть в моего парня и заказывать то, чего я не просила. Если бы я захотела пиво — я бы заказала себе чёртово пиво сама, без посторонней помощи.
На короткую секунду Матвей выглядит растерянным моим заявлением, даже быстро моргает, но потом начинает улыбаться.
— Не заказала бы ты себе чёртово пиво. Ты ведь успела определить его в список того, что тебе не по статусу. Я помог тебе услышать свои желания.
— Нравится Минск? — Он прикуривает свою сигарету и, переступив с ноги на ногу, смотрит на меня. — Ты ведь здесь не в первый раз?
— В третий. Люблю этот город. Он сильный духом.
— Подобное тянется к подобному.
Я приподнимаю брови.
— Это ты обо мне?
— О тебе, конечно.
— Ты совсем меня не знаешь.
— Вижу достаточно. — Матвей выпускает изо рта клубы густого белого дыма и начинает улыбается. — Забыла? Я же почти прорицатель.
— А ты рисковая, — с явным удовольствием отмечает парень.
Отшагнув, выпускаю в воздух рваную струйку дыма. Кажется, боль в висках отпустила. Это ли не чудо?
— Я совсем не рисковая. — Запрокинув голову, смотрю в усыпанное серебристыми точками небо. Красивый, оказывается, сегодня вечер. — Просто ты выглядишь безопасным.
— Вот как? Безопасным как человек без инфекций или безопасным как мужчина?
— И то и то.
— Звучит почти как оскорбление, — серьёзно заявляет мой собеседник, но его глаза при этом откровенно надо мной насмехаются.
— Чёрт, — шёпотом ругаюсь я, когда «Вог», неловко задетый кончиком зажигалки, выпадает из моего рта. Прокатившись по отшлифованным деревянным доскам, заваливается в узкий паз между ними и замирает, издевательски мерцая иссиня-белым. От расстройства я прикрываю глаза. Это моя единственная сигарета.
— Можно было просто попросить помочь тебе прикурить, — слышится тягучий голос моего соседа совсем близко. Примерно в метре от меня.
Глубоко вздохнув, я оборачиваюсь. Чего уж теперь? Ритуал расслабления всё равно безнадёжно испорчен.