Цитаты из книги «Хельмовы игры. Хельмова дюжина красавиц: 1.1. Ненаследный князь» Карина Демина

91 Добавить
Екатерина Насута (Карина Демина) «Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь». Роман, 2014 год. Чтец: Людмила Солоха. Длительность: 17:34:36. Себастьян – старший сын в княжеской семье Вевельских. Но стать князем ему не суждено, ведь мужчина от рождения обладает способностью менять внешность. Чтобы во благо использовать врожденный дар, Бес поступает на службу и становится актором, то есть детективом. Вскоре Себастьяну поручают сложное и важное дело – принять участие в конкурсе красоты...
Фаянсовая посуда? О нет, Модеста точно знала, что именно будет производить. Диковину, виденную в Аглиции и произведшую на юную купчиху куда большее впечатление, нежели всем известная башня с часами. Да и то: что она, дома башен не видала? Вот унитаз — дело иное… за унитазом будущее. Светлое. Фаянсовое.
В жизненных реалиях Иваны-дураки встречаются куда чаше, нежели Василисы Премудрые.
... ты не переживай, Евдокиюшка... вот доберемся мы до Познаньска...
... к следующему вечеру, когда Евдокия окончательно свихнется.
- ... и найдем тебе жениха хорошего... доброго... а мне жену.
- Тоже добрую?
- Ага... она мне собаку завести разрешит.
- А может, ты домой вернешься? - робко предложила Евдокия. - Без жены. И просто собаку заведешь?
Аполлон вздохнул. По всему выходило, что жениться ему не так уж сильно хотелось.
- Не, - ответил он, подпирая щеку пудовым кулаком, - не выйдет. Мама сказала, что сначала надо жену завести, а потом уже собаку.
- Я за вами ухаживать буду... стихи читать... если надо, то и про коров... цветы дарить...
Понюхав незабудки - колбаски были знатными, с чесночком, - Евдокия сказала:
- Лучше котлету.
- Простите?
- В другой раз подарите мне котлету... или две.
- У дядечки в усадьбе коза имелася, такая, знаете ли, скотина... редкостная. С морды еще на дядькову жену похожая, ну чисто сестрица родная! И характером - паскуда паскудою! На всех кидалася... и от одного-то разу иду, никого не трогаю, лузгаю себе семечки, думаю о высоком, а она подскочит и под юбку рогами... а юбка-то новая! Только-толькь пошили, потом бы дядечкина жена опять стала говорить, что на меня тратится бессчетно, а я, неблагодарная, вещи не берегу. Ну тогда-то я и осерчала крепко, семечки выкинула, взяла оглоблю и как дала по хребтине...
Взятки?
Так разве ж это повод достойного человека кресла лишить? Берут все. Кто золотом, кто козетками...
— Слышите, как стучит сердце?
— Ага. — Панночка Белопольска уставилась на его высочество. — Громко. И быстро. Вы, часом, грудною жабой не страдаете? А то, знаете, дядечкин приятель один тоже все жаловался, что сердце громко бухает. И помер. Оказалась, что грудная жаба…
— Это любовь! — с придыханием сказал Матеуш.
— Думаете? А доктор говорил, будто жаба…
Я же ж не круглая дура, я же ж понимаю… дядечкина жена тоже завсегда говорила, что мне только добра желает. А ежели б дядечка волю ей дал, засунула б меня в монастырь… там небось зла точно нету.
Нет, она не такая дура, чтобы в ненаследного князя влюбиться. Она — девушка разумная, современная, отдающая себе отчет, чем подобная влюбленность чревата: разбитым сердцем, подпорченной репутацией и несколькими невинно утопленными в слезах подушками.
Капитан знает все. Но крысы знают больше.
Наблюдение, озвученное в таверне «Морская крыса» старым боцманом, сменившим на своем веку три корабля и семерых капитанов.
— Ты злишься? — робко спросил Аполлон. — Прогонишь, да? Мама сказала, что ты в столицу едешь… за женихами… и я с тобой.
— За женихами?
Аполлон нахмурился, кажется, с этой точки зрения он свое путешествие не рассматривал. Впрочем, думал он недолго, вероятно оттого, что процесс сей был для него непривычен и вызывал немалые неудобства.
Если вам кажется, что жизнь ваша дошла до точки, приглядитесь, может статься, что это лишь многоточие.
– Ридикюль верните. У меня там вязание.
…а по весу и не скажешь. Хотя, может, она, подобно древней Бяловецкой панне, кольчугу вяжет…
Ординарец лгал с душой, и эта душа делала его ложь живой, ароматной.
-- Запомни, Дуся, истинная свобода женщины — вот она…

И Модеста Архиповна выкладывала башенки из монет.
– Позвольте взять мне ваши проблемы на себя!
Он наклонился, потянувшись к розовым пухленьким губам панночки, но та отодвинулась.
– Да берите! – воскликнула нервозно. – Мне проблем для хорошего человека не жаль!
Назвался груздем — держись легенды.
Себастьян очень надеялся, что это предсказание, сделанное, быть может, исключительно из благих побуждений, не сбудется. Замуж ему хотелось еще меньше, чем жениться...
Полковой ведьмак, глянувший на хвост искоса, лишь поинтересовался:
– Оборотень?
– Метаморф.
– В казармах на луну не выть, в казенной одежде не обращаться. – Ведьмак извлек из-под полы серебряное перо. – Попортишь – из жалованья вычтут…
Человеческие злобу и жадность лишь силой духа смирить можно.
– Сраженный я стрелой Амура, – продекламировал он, глядя в испуганные глаза Малгожаты, – не замечал, что девка – дура…
— Голову запрокиньте. — Евдокия со вздохом отправила несчастный зонтик, не выдержавший столкновения с конскою мордой, в урну. — Аленка, помоги ему. Ощущение, господин офицер, что вам ни разу нос не ломали.
— А вам, значит, ломали регулярно?
— Дважды…
— Бурная у вас… жизнь, панночка Евдокия.
— А вы почаще появляйтесь… и у вас такая будет.
- По первости надо зарегистрировать торговую марку, такую, чтоб все узнавали. Затем проплатить рекламу... и не только в "Ведомостях". У "Охальника тиражи выше... и ещё, чтобы какой-нибудь профессор, лучше, если не наш, напишет, что будто бы наш фаянс особый, от него здоровья прибавляется...
- Через задницу? - Модеста Архиповна присела.
- А хоть бы и через задницу. Многие только ею и живут, сами ведь говорили.
Откуда бы знать ей, девице благородного происхождения, половину жизни проведшей в тиши и уюте закрытого англицкого пансиона в окружении столь же благородных и немочных девиц, что брюхатой бабе, ежели встретиться ей на пути коза чёрной масти, надлежит трижды повернуться через левое плечо и, скрутивши кукиш, сунуть козе под нос. А для верности ещё плюнуть, желательно промеж рогов.
Женщина должна быть хрупкой, беспомощной... хотя бы с виду.