В шестнадцать Катарина стала очередной супругой Генриха VIII. В двадцать она овдовела, а в двадцать семь – сбежала из золотой клетки дворца. Но жизнь на свободе вовсе не так легка, как ей представлялось. Старое поместье бережно хранит свои тайны, новые родственники полны грандиозных планов, в которых Катарине отведено особое место, да еще кто-то явно вознамерился избавиться от бедной вдовы. И единственная надежда разобраться во всем – королевский дознаватель, верный слуга короны и сосед, который...
а когда ей исполнится пять, я снова спущусь к реке и добуду самые красивые клинки, которые только можно представить.
— Девочке? — не то, чтобы Катарина возражала. Просто…
— В рукоять вставим розовые алмазы, — успокоил Кайден. — Змей обещал.
— А он знает, что обещал?
— Он уже ищет подходящие. Чтобы совсем розовые. Будет красиво. Девочки любят, когда красиво.
- Представляешь, этот идиот… не ты, Дуглас, другой идиот… то есть, я тебя считаю в достаточной мере сообразительным. Для человека ты вообще почти гениален…
Дуглас только закряхтел.
— …он заявил, что я обязана вернуться и служить королю. И сунул мне под нос обломок моей флейты.
— Он хоть жив остался?
— Только руку сломала.
Похвальная сдержанность.
— Позволите? — Дуглас попробовал ногой берег, прежде чем шагнуть в пруд. И проворчал. — А все же трупы надо лучше прятать…
Кому он это сказал, Кайден не понял. Но покраснел. И не он один. Уши у Гевина тоже приобрели весьма характерный оттенок.
— Я не имею привычки мусорить в чужих поместьях, — сказал он шепотом. И Кайден склонил голову, соглашаясь и подтверждая, что и он воспитан не хуже.
- Ах, милая, ты так еще наивна… — тетушка завладела ладонью Катарины. — Пусть он и богат, но… мужчинам его толка от женщин нужно лишь одно.
— Что?!
— Невинность, — громким шепотом произнесла тетушка. И тут же сама сообразила, что ляпнула глупость. Я имею в виду… невинность души… разума… репутации.
— А это как?
Катарине даже не пришлось изображать любопытство. Ей и вправду было интересно.
— Это… это… это очень сложно. Просто поверь мне!
— Ты красивая.
— Я старая.
— Мир тоже старый, но все равно красивый.
Страх плодит заговоры и заговорщиков, заставляя искать злой умысел в самых, казалось бы, обыкновенных вещах.
-- Мужчина в саду, дорогая моя, чтоб ты знала, это всегда более чем серьезно… так они и заводятся, сперва в саду, потом в доме, а потом уже опомниться не успеешь, как его сапоги воняют под твоей кроватью.
— Так уж и воняют?
— Еще как воняют. Поэтому кавалеристов и недолюбливаю. Ощущение, что спишь не только с мужиком, но и с его лошадью тоже…
-- Мужик, он существо пугливое… вот что олень твой…
от оленей, правда, пользы не в пример больше…
— Какой? — Катарина опустилась на траву и потрогала собственную юбку, которая также медленно менялась.
Магия?
Если и так, то незнакомая…
— Исландская шерсть, — Джио поерзала, устраиваясь поудобней. — Подарок… старого друга… а что до пользы, то я вот оленину весьма жалую.
было время, когда она, Катарина, мечтала о любви, о такой, как в романе, чтобы с первого взгляда и до конца дней, чтобы жить, дыша друг другом, не имея возможности надышаться вдоволь.
Чтобы сердце всякий раз обрывалось при взгляде на него.
И в животе бабочки.
Какая любовь без бабочек в животе?
А теперь вот в животе пустота, которой тот недоволен, что и изволит выражать совершенно неизысканным урчанием. И хочется отнюдь не любви, но свежего молока и булочек. Можно с маслом.
И с сыром.
Мысли определенно были неромантического складу.
— А еще он знал, что мы здесь.
— Что? — Катарина вздрогнула, и бабочка сорвалась, заплясала вокруг.
— Поэтому и показал товар лицом.
— Это было не лицо!
— Поверь, для многих мужчин это и есть лицо.
— Но то, что видят глаза, пустое. Глаза часто лгут, — Кайден приложил руку к груди. — Сердцем смотреть надо. Впрочем, для тебя это слишком сложно.
— Сначала я думал тебя убить. Но потом решил, что мой наставник прав и нужно уметь договариваться с людьми… у меня получается?
Отец скончался в собственном замке. И похороны его были пышны, а имя определенно вошло в историю. В историю много чего входит ненужного.
-В таком саду не один труп спрятать можно.
-Шутишь?
-Конечно, шучу,- неискренне сказала она.- Это чересчур легкомысленно, прятать трупы в своём саду. Нет, придётся везти подальше.
Мьесс Джио признавала лишь одно успокоительное, односолодовое и пятнадцатилетней выдержки, и предпочитала держать его при себе, утверждая, что в ее возрасте нервы стоит беречь.
Королева должна уметь улыбаться, даже когда хочется завопить от боли и страха.
Глядишь, и не полез бы к соседям, и не вляпался бы в чужие проблемы, которые уже вполне искренне полагал собственными. Как же… славному воину и без достойного врага.
— Порой мне кажется, — призналась Катарина, — что я давно уже мертва.
— Кажется, — безапелляционно заявила мьесс. — Это только кажется. Ты же сегодня встретила мужчину. А поверь моему опыту, мертвым женщинам они не интересны.
Соседей, как и врагов, в лицо знать надо.
Газет Катарина избегала. Правды в них не писали, а лжи и без того хватало в той ее жизни.
Джон… он ведь красив. И добр. Умен. Великодушен.
Пока.
Говорили, что и Генрих когда-то был таким. Но власть рождает чудовищ, а Катарина не хотела видеть, во что превратится по-своему дорогой ей человек.
— Я не хочу на ней жениться! Я просто хочу ей понравиться!
— Вот-вот… думаешь, кто-то по своей воле хочет жениться? Это всегда так начинается. Сперва понравиться, потом завоевать расположение. А там уж и колокола звенят.
Любовь — это такая сказка, которая позволяет мужчине получить власть над женщиной.
— В конце концов, я все же надеюсь, что вы выживете. С мертвой женщиной крайне сложно сочетаться браком.
— А когда ей исполнится пять, я снова спущусь к реке и добуду самые красивые клинки, которые только можно представить.
— Девочке? — не то, чтобы Катарина возражала. Просто…
— В рукоять вставим розовые алмазы, — успокоил Кайден.