Часть пути пройдена, но предстоит еще многое.Дождаться той самой ночи, когда два мира соприкасаются друг с другом. Отыскать запертую дверь и отворить её. Если, конечно, Яна согласится заплатить цену, которую запросит мир за исправление чужих ошибок. Вот только сперва нужно разобраться с делами куда более обыкновенными: собственной силой, собственным прошлым и, если получится, собственным будущим. Но Яна Ласточкина справится. В конце концов, она больше не одна. А с друзьями и мир менять...
- Блинчики – буду.
- С чем? – он улыбнулся. – Есть мед, варенье, сметана, икра красная…
Я прислушалась к себе.
- Со всем буду. Только помоюсь.
- Помочь?
Я прикусила язык, который едва не ляпнул, что не откажусь, если вдруг Лют решит спину потереть… вот же пошлость.
- Спасибо. Мне… много лучше.
- Не обманывайся, - спокойно сказал он. – Прилив энергии вполне может быть временным. И зови, если помощь нужна. Дверь не запирай. Приставать не стану, честное слово…
А вот это он зря, между прочим.
А я… я вдруг поняла, в чем дело. Почему мне грустно. Завершается. Связываются оборванные нити. И мир становится таким, каким должен был быть. Но тогда… Зачем ему я?
- В лес поедем? – Свята подпрыгнула.
А Мор перестал жевать и глаза загорелись.
- Для начала выйдем в сад, - постановила я, чувствуя, что еще немного и процесс выйдет из-под контроля. – В доме же найдется пара-другая артефактов? Мор их спрячет в саду. А мы попытаемся найти.
- Может, - предложил Мор. – Лучше все-таки в лес?
- В сад, - сказала я, закидывая металлоискатель на плечо. – Все в сад…
– Как хорошо, что ты есть, Яна Ласточкина. А я что? Я согласилась. Действительно хорошо. Но… сколько мне еще осталось? И откуда это вот чувство неизбежности? Словно я уже знаю, что должна сделать. И как. Только… Я не хочу умирать! Не сейчас, когда все-то наладилось, когда…
У мира тоже есть душа. И мне хочется улыбаться. И… почему бы и нет? Почему бы не подумать, что мир создал меня такую вот, нынешнюю, чтобы убрать давнюю занозу, чтобы… вскрыть гнойники и вычистить раны. Измениться. Восстановиться. И для того связал во мне столько всего. Разная кровь. Разный путь.
Со мной… все… хорошо. Уже. Наверное. И будет тоже… Потому что я вернулась. Туда, где нужна и где мое место. Где моя жизнь и вообще…
Она деду выговаривала, чтоб не вздумал помирать… что платье уже выбрала. Почти. Осталось всего-то двенадцать вариантов, но она еще не согласна замуж… хотя, конечно, бред. Если не согласна, то зачем платье выбирать? Ничего-то княжич в женщинах не понимает.
Взгляд Цисковской, явившейся ближе к утру, был хмур и весьма выразителен.
- Извините, - пискнула я. – Я… не нарочно.
Она вздохнула.
И тоже сказала:
- И ты прости… за тот разговор…
Я кивнула.
- Когда долго живешь… стоишь во главе рода… управляешь… - она сделала движение рукой. – Постепенно начинаешь уверяться в собственной непогрешимости. В том, что только тебе и ведомо, как всем остальным жить правильно. Ну а те, кто не из твоего рода, это так… целители в целом склонны к самоуверенности. И самолюбивы без меры.
- Вы хороший целитель.
- Знаю, - ничуть не смутившись ответила Цисковская и за руки меня взяла. – Но это не дает мне права… внучку едва не потеряла. Теперь смотрю и понимаю… куда ей в государевы невесты. Она слишком талантлива для этого. На меня похожа.
Это было сказано с немалой гордостью.
Пальцы сжимаются.
- Если… выйдет…
То я стану племянницей, которая на три десятка лет почти старше дяди. Или тети. Или не почти. Не факт же, что получится сразу.
- Если выйдет, - повторила я. – То… этот ребенок не будет моим отцом.
- Знаю, - она чуть склоняет голову. – Он будет совсем-совсем другим. И боль в моем сердце не исчезнет. Но, может, в нем появится что-то кроме боли…
- Окно, - шепнул Лют на ухо. – Не закрывай. - Может, лучше дверь оставить? - Через дверь не интересно…
...Вперёд идти не страшно когда спина надежно прикрыта...