Метель, будто завидев, что несчастные путники вот-вот улизнут из ее власти, обрушилась на них с удвоенной силой. Снег забивался в сапоги, лез в рукава и под капюшон. Мир представлял сплошное беспощадное месиво.
Говорят, давным-давно, когда лeса еще не стояло, в великих снежных сугробах здесь обитали пастыри снегов . Они жили размеренно и спокойно, окруженные бескрайними просторами, безмятежностью и тишиной. Они любили здешний край и были счастливы. Однако сердца их были томимы тоской о том, что им никогда не доводилось повидать, – о теплых, солнечных землях, где обитали их сородичи. – Он печально улыбнулся. – Думаю, всем нам суждено грустить о том, чего у нас нет. И больше всего пастыри скучали по лесам.
Лес читает наши мысли, но не только. Он чувствует нас и показывает то, что, по его разумению, нам нужно увидеть.
– Прости, – вдруг прошептала девушка. Он отстранился, пытливо вгляделся в ее бледное лицо. – За что? – За то, что сперва обращалась с тобой так… точно ты был хуже других.
– Не помешало бы путь помечать, чтобы не потеряться. – Легко! – белозубо улыбнулась та и играючи вспорола когтями лед.
Всем нам суждено грустить о том, чего у нас нет.
Скорбь нужна. Без скорби человек не справится с потерей, не залечит свежую рану.
Судьбе только дай прознать о твоих планах, она тут же все перекроит по-своему.
Никогда не вступай в схватку с тем, кому есть, что терять. Ибо он будет биться не только за себя, но и за тех, кто ему дорог.
В злобе нет надежды, нет света. Она отравляет как того, против кого направлена, так и того, кто озлобился.
Порой именно трудности приводят нас туда, где нам должно быть.
Кромешное зло существует, Хейта. И с ним нельзя договориться. И мириться нельзя. Только бороться.
Ты сам говорил, опасности нужны, чтобы преодолевать их, а не избегать, – посерьезнев, ответил тот. – Я не могу сидеть сложа руки, когда кто-то из наших попал в беду.
Когда ступаешь, надо точно знать, куда наступать. А иначе сгинешь и глазом моргнуть не успеешь. Или же просто заплутаешь. А в здешних краях потеряться – значит умереть.
– И на что вам это нужно? – подал голос Йэол. – Там тоже кто-то из ваших людей? – Никого, – качнул головой Гэдор. – Мы идем просто потому, что желаем помочь. – Отчего? – непонимающе нахмурился Угой. – Хороший вопрос, – усмехнулся тот. – Я и сам порой задаю себе его. Наверное, честней всего будет ответить: оттого что можем.
– Изгнанники, значит? – прищурился Угой. – Так и подумал. Что же вы такого сотворили? – Всё довольно непросто, – качнул головой Гэдор. – Я бы так сказал… Сперва кое-что сотворили с нами. А потом уже кое-что сотворили и мы. С тех пор живем сами по себе.
И бродите, значит, по свету, потерянные и одинокие. От себя пытаетесь сбежать, от темноты. – Он махнул рукой. – Без толку, от себя не убежишь.
Со страшным прошлым жить всегда непросто.
Зло скудно на великие мысли, - подумалось ей. - Однообразно, ибо нет в нем жизни, сердца, воображения. Его уловки повторяют себя: месть, богатство, власть. Можно менять местами слова, но суть одна. Зло видит все в искажении, точно в кривом зеркале. В мести - силу. В любви и сострадании - проявление слабости.
Перемены - это всегда сложно. А мир ленив. Он хочет, чтобы все было просто.