admin

— У тебя с ней что-то было?
— Нет, никогда, — ответил Фармер.
— Ага, — кивнул Борланд, ощущая себя полным идиотом. — А у…
— И Уотсон с ней не был, — ответил Фармер с кривой усмешкой. — Что, это так странно?
— Да нет в принципе, — смутился Борланд. — Просто ваша дружба такая… чистая.
— Святой Осирис! — Фармер сплюнул. — Что за люди пошли… Я думал, что хотя бы ты веришь в дружбу между разнополыми людьми.
— Верю, — подтвердил Борланд. — Только никогда её не встречал.
— Дружба между парнем и девушкой в нашем мире всё ещё существует, — сказал он. — И если когда-то это было в порядке вещей, то сейчас превратилось в привилегию сильных духом. Пусть будет так, нам всем от этого только лучше.

Нормальное небо — тот же потолок, просто подвешенный выше и падающий дольше.

Если тебе хочется убить меня, то мы сможем обсудить это в другом месте.

Идите. Ищите свою истину. Каждый из вас обретёт её. Но каждый обретёт свою собственную.

—Ты что, намерен жить для меня?
— Почему бы и нет? — сказал Борланд. — Если не для тебя, то для кого?
Литера отстранилась от него и одарила светлым, изумлённым взглядом огромных глаз. В этот миг Борланда осенило, что она даже не осознаёт, насколько прекрасна.
— Ты не знаешь меня, — сказала она.
— А ты меня.
— Верно. Мы ничего друг о друге не знаем.
— Это не единственная битва, в которой мне придётся участвовать, — сказал Борланд, не отводя взгляда от одухотворённого лица девушки. — И даже если она станет самой значительной в моей жизни, я почту за честь сразиться за право одарить счастьем дорогого мне человека.

Литера несколько раз пыталась что-то сказать и не могла. Наконец она произнесла:
— Твоё предложение всё ещё в силе?
— Да, — уверенно ответил Борланд.
Литера глубоко вздохнула.
— Я принимаю его, — сказала она.
— Ты пойдёшь за мной на край света?
— Да, — ответила девушка, разрывая конец бинта на две узкие полоски и завязывая с их помощью закрепляющий узел. Она посмотрела в глаза Борланду, и добавила: — Я пойду за тобой на край света. Потому что теперь я знаю: за краем света жизнь не кончается. А опасностей там не меньше, чем в его пределах. Никто из нас не выживет там в одиночку. И с тобой мне уже не будет страшно. Никогда.

Ведь спасает не костюм, не ствол и не отсутствие потенциально опасного напарника. На самом деле спасает лишь неистовое желание жить, которое рождается, когда ты валяешься в грязи с порванным рюкзаком, из которого выглядывают полторы аптечки, и с заедающим обрезом в окровавленных руках, когда на два ствола есть лишь три патрона. Понимаешь, что никакой шлем из авиационных материалов с пуленепробиваемым стеклом не защитит тебя так, как защищают пот и кровь, стекающие на глаза.

— Много днэй назад, — сказал он с лёгким акцентом, — один моральный урод хотэл обесчестить мою сестру. За пять минут я сдэлал из него урода физического.

Смерть его не угнетала, но ожидание конца было убийственным само по себе. Ежесекундно пребывать в напряжении, совершать чудовищно сложный выбор на каждом шагу, скоропалительно решать, выстрелить или договориться, повернуться спиной или нет, пойти направо или налево — и всё это лишь для того, чтобы купить себе лет тридцать точно таких же скитаний.

Никто не заслуживает умереть дважды, потому что никто не заслуживает дважды жить.