Мои цитаты из книг
Он был добрый, кроткий человек, я любил его, но этому желанию запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу я никогда не сочувствовал.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю, и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
Николай Иваныч, который когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы».
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша или видел осенью перелетных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
Деньги, как водка, делают человека чудаком.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
Меня угнетает тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я не способен даже ненавидеть. Я только скорблю, душевно раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать. Ах, если бы я был молод.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда – болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
Деньги, как водка, делают человека чудаком. У нас в городе умирал купец. Перед смертью приказал подать себе тарелку меду и съел все свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
И опять-таки, во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.
...как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда -- болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других.
Мой брат Николай Иванович всю свою жизнь работал в офисе как мелкий чиновник. Однако он всегда мечтал о собственной усадьбе где-то на берегу реки или озера, с кустами крыжовника.