– Боюсь, мне не понравится ваша Америка. – Потому что там нет ничего допотопного или диковинного? – съязвила Вирджиния. – Ничего допотопного? А ваш флот? Ничего диковинного? А ваши нравы?
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
Любовь ведь сильнее смерти.
Любовь ведь сильнее смерти.
Любовь ведь сильнее смерти.