Добро пожаловать в Новую Зеландию в самый разгар золотой лихорадки. Двенадцать человек — включая священника, аптекаря, издателя местной газеты, двух китайцев и туземца-маори — сходятся в задней комнате захудалой гостиницы обсудить несколько таинственных происшествий, в которые они так или иначе оказались впутаны: бесследно исчез фантастически удачливый юноша, которому принадлежит львиная доля местных участков, а в хижине умершего той же ночью бедного старателя обнаружился огромный золотой клад,...
Так уж вышло, что некоторым выпадают плохие карты. Но глупо рассчитывать, что совесть заставит человека жить той жизнью, которая по душе вам. Обычно обходишься тем, что есть: пытаешься удержаться на плаву.
Мы глядим вовне, сквозь иллюзии собственных убеждений; мы видим мир таким, как желали бы его усовершенствовать, и воображаем, что живем в нем.
Никто не может защитить человека от него самого —от его собственной руки, знаете ли!
— А что такое удача? Вот скажи, по-твоему, счастливчик — тот, кто останется, или тот, кто уедет? — По мне, так счастливчик тот, кто может выбрать.
– Говорят, по новозеландским поверьям, душа после смерти становится звездой. – В жизни не слыхивал более убедительного довода в пользу того, чтобы перенять обычаи туземцев.
Милосердие – главная добродетель, и наиболее уместна она там, где не заслужена.
"Осязаемая ярость превращала его в существо довольно беспомощное. Это чувство завладевало им полностью; он был слугой своего гнева, а не господином"
Можно познать тысячу женщин, подумал Гаскуан, можно на протяжении многих лет на каждую ночь снимать очередную девицу, но рано или поздно новые любовники будут всего-то-навсего вспоминать прежних и поневоле заплутают в рефлекторном лабиринте бесконечных сопоставлений, вечно разочаровываясь, вечно оглядываясь назад.
Тауфаре никак не мог уважать человека, который обращается с землей точно с какой-то валютой. Землю нельзя перечеканить на монету! На земле нужно жить, землю нужно любить.
Как беззвучно вращается мир, если ты погружен в раздумья и одинок.
Страдание, как подумал он позже, лишает человека способности к сопереживанию, превращает его в эгоиста и заставляет презирать всех прочих страдальцев.
Ибо хотя человека судят по поступкам его, по тому, что он сказал или сделал, сам человек судит себя по намерениям, по тому, что хотел бы предпринять, – и суждение такое неизбежно затрудняют не только размах и масштаб фантазии индивида, но и его постоянно меняющиеся критерии сомнений и самоуважения.