Если бы Марина знала, к чему приведет ее попытка написать фэнтези. Когда-то я завидовала героиням романов и мечтала оказаться на их месте. Прямо скажем, завидовать мне не стоило. Хотя, возможно, все было бы иначе, окажись я на месте героини какой-нибудь другой книги, а не своей собственной, к тому же недописанной. Теперь, чтобы вернуться домой, придется закончить историю изнутри. Разобраться с таинственными исчезновениями студентов магической академии, влюбить в себя неприступного красавца и при...
Одно я забыла: за все в жизни приходится платить.
Мне в качестве расплаты за чай пришлось слушать восторженный лепет Белинды. Нет, она могла говорить и нормально, но когда разговор заходил о Грине, а он заходил о нем то и дело, несмотря на все мои старания сменить тему, связная речь девушки превращалась именно в лепет и именно в восторженный. За полчаса, в течение которых я раз десять бегала проверить, не пришла ли леди Пенелопа, мои знания о Грине пополнились эпитетами “гениальный”, “непревзойденный”, “великолепный”, “бесподобный” и — апогей эмоций — “невероятный душка”.
Мы в ответе за тех, кого сочинили
— Жизни. Забавная штука. Временами. — Приятно видеть, что вы не унываете. — Стараюсь. Тут ведь как на ринге: опустишь руки — пропустишь удар.
Люди редко вспоминают о богах, когда у них все хорошо.
Если бы подо мной разверзлась бездна, было бы весьма кстати... Но бездны по вторникам не разверзались.
Люди не способны принять истину без доказательств. Я знаю, потому, что верю. Ты веришь, потому, что знаешь. Но другим тяжело будет принять твое знание. Люди не верят в легенды, пока они не оживают у них на глазах.
Мы сидели рядом и молчали. Эльф задумался о чем-то. Я страдала и пыталась подсунуть грызшей меня совести кость в виде всеблагой глобальной цели. Совесть воротила от кости морду и, выпустив кошачьи коготки, скреблась по сердцу.
Люди не способны принять истину без доказательств.
Кошки – они такие: и не хотят, но что-нибудь сломают.
Сложно держать лицо, когда это лицо в слезах.
Не стоит лезть в чужой шкаф в поисках скелетов, если не хочешь пополнить их ряды.
- Что-то не так?
- Нет, но... Да. Я понимаю, что ты старый солдат и не знаешь слов любви, но можно же хоть что-то сказать...
- Во-первых, я - не солдат. Во-вторых, смею надеяться, еще не так стар. А в-третьих, я могу объясняться в любви на пяти языках. На трех - даже без акцента. Например...
Староэльфийский, конечно же. Невероятно красивый язык. И исполнение не подкачало: глубоко, прочувствованно... Но вот смысл: я ни слова не поняла.
- Что ты сказал?
- Если дословно, я сказал: "Насыть меня пищей, женщина, как уже насытила любовью. Пусть кофе будет горячим, как моя страсть, и сладким, как твои поцелуи"...
- И? В чем подвох?
- Ну... Дальше у меня закончились сравнения, и я просто перечислил все, что хочу на завтрак.
Все страньше и страньше. Рано или поздно все девочки, оказавшиеся в волшебном мире, приходят к этому выводу.
...на самом деле история никогда не заканчивается. Она может только начинаться. Бесконечное множество раз.
- Богу без чувства юмора нельзя, - вздохнул он. - Свихнуться можно с вами, смертными…
Боже, это же надо быть такой дурой! — Не надо, — согласился он. (бог Мэйтин)
- Как вы можете? Как? Оторвать... Вы же... целительницы обе... - И правда, Мэгги, - спохватилась я. - Мы же целительницы. Нам отрывать нельзя. - Точно, - кивнула подруга. - Нельзя. Непрофессионально. - Возьмем скальпель и отрежем! - закончили мы хором.
Читала я книги, в которых герои с бодуна попадают в другой мир, но чтобы ничего крепче кофе не пить и очнуться в уже похмельном теле? Как?!
– Чему вы улыбаетесь? – подошел ко мне Оливер. – Жизни. Забавная штука. Временами.
- Так что мне сказать эльфам?
- Скажите, пусть идут в задницу!
- Элизабет! - возмущенно воскликнула леди Райс. - Разве так можно?
- Простите, леди Пенелопа. Я имела в виду, что им не помешало бы заняться исследованием толстого кишечника, но прежде отыскать туда вход и ненадолго задержаться.
- Так-то лучше, - одобрительно кивнула наставница.
И почему из всех моих желаний сбываются только самые нелепые?
Удивительно, насколько то, что мы видим, зависит от того, как мы смотрим.