-Родину не продаю,в неволе не размножаюсь!
Все люди так или иначе используют друг друга...
Бывают дни и даже годы, когда кажется, что ты полностью опустошен, твоя душа перегорела и ты попросту мертв, хотя какое-то время еще можешь ходить, говорить и даже неплохо при этом выглядеть. Ты вроде бы существуешь, но уде по-настоящему не живешь.
Нельзя беззастенчиво приставать к симпатичным девушкам, любить причинять другим боль и при этом оставаться изящным, вкусно пахнущим пионом. Дерьмецо оно ведь даже через поры просачивается.
В себя я пришел от боли, шума и от мерзкого ощущения, какое бывает при наличии постороннего предмета между лопатками. Нет, на растущие крылья это мало походило - в ангелы меня уж точно не возьмут...
...у тебя хватит наглости, так перенести визит неудобных гостей, чтобы они не сразу поняли, куда именно их послали...
Из воды на меня смотрел уставший от жизни старик, в котором не теплилось даже надежды. Изможденное, обветренное, обзаведшееся у рта горькими складками лицо. Бескровные губы. Выцветшие, будто от яркого солнца, глаза. Равнодушный взгляд. Однако в равнодушии имелась и своя прелесть: оно не давало вспоминать, спасало от опасных эмоций и не позволяло рвать на части израненную душу.
Как ни удивительно, но заговор против императора мы все-таки раскрыли, последних его участников нашли, поэтому можно сказать, что клятву, данную императору Орриану, я исполнил. Даже лично зачистил главных организаторов, хотя совершено не думал, что это придется делать именно мне и именно сейчас. Ну да бог с ними. Плохо другое: перстень наверняка выдал мое местоположение Карриану. В последние дни его величество слишком хорошо научился его чувствовать..
В своей прошлой жизни я, как оказалось, мало понимал мужчин. Считал, что мы слишком разные, чтобы правильно понимать женщин, и наоборот. Но теперь, сполна окунувшись в чужие чувства, я с горечью осознал: нет никакой разницы, когда тебя предают. Мужчина это сделал или женщина, старик или ребенок. Нам всем одинаково больно. Одинаково страшно сознавать, что мы напрасно доверились. И еще страшнее видеть, что человек, которому мы верили безраздельно, на самом деле оказался лжецом..
– А ты вырос, Мар. Повзрослел, похорошел…
Я аж напрягся под ее изучающем взором.
Подумаешь, в росте за пару лет прибавил, сравнявшись с Каррианом, и еще больше раздался в плечах. Ну, мышечную массу поднабрал и перестал походить на глисту в скафандре. Да и морда стала не такой страшной. Для обложки модного журнала еще не пойдет, но чтобы прохожих не пугать – в самый раз. Особенно, если побреюсь вовремя. Но разве это повод рассматривать меня, словно энтомолог – бабочку? Что ей вообще тут надо? Примчалась, понимаешь, воду расплескала, платье свое роскошное намочила, комплиментов зачем-то наговорила… от такой женщины уже не знаешь, чего и ждать.
Психологи говорят, что один из самых больших людских страхов – это страх перед тем, что внешне выглядит как человек, но в действительности им не является. На этом построены сюжеты многих ужастиков, об этом много написано и сказано. Но лишь сейчас я понял, что именно стояло за отказом повелителей видеть рядом с собой теней. Скорее всего, чисто умозрительно я бы согласился, чтобы мой покой хранили бесстрастные и не умеющие предавать роботы. Однако смотреть на них каждый день и понимать, что рядом с тобой находятся ожившие куклы… пожалуй, это и впрямь неприятно.
Наверное, это странно, но в какой-то момент я поймал себя на мысли, что раньше в отношениях мне не хватало именно этого – открытости, всепоглощающего доверия, той самой духовной близости, которая сродни обнаженной ране. Всего одно движение, и человека можно убить. Всего один шаг, и ты тоже истекаешь кровью.
Но я не предам. Как бы ни повернулось дело. И никогда не забуду то неописуемое чувство, когда двое – это и впрямь единое целое. Две половинки. Две истосковавшиеся другу по другу души, которые наконец-то нашли точку соприкосновения.
Я пронесу это воспоминание через всю оставшуюся жизнь и буду возвращаться к нему снова и снова. Потому что я теперь знал, как оно бывает. И очень надеялся, что в следующей жизни мне снова удастся вспомнить это восхитительное чувство.
И пусть его магия узнала меня правильно… пусть в действительности мое место именно здесь, рядом с ним. Однако этому можно и нужно сопротивляться. Именно сейчас, когда я уже знаю, но, к счастью, еще ничего не чувствую. Холод убережет меня от новой ошибки. Поможет справиться с эмоциями. А императору я об этом не скажу. Не намекну. Не опозорю. В этом теле я уже не стану для него чем-то большим. Не смогу. Не посмею. Не выдержу. Вместо этого я стану его тенью. Щитом. Мечом. Всем, чем он прикажет. И все-таки проживу эту жизнь здесь, с ним, хоть и не так, как нам было предначертано.
Твою ж мать! Если кольца связаны магически, значит, через свое я вытягивал магию и из кольца Карриана! Но могло ли случиться так, что та энергия, которую я забирал, и которая тоненьким ручейком продолжала потихоньку, день за днем, вливаться в мой перстень от него, сыграла роль этакой веревки? И чем больше я тянул ее на себя, тем крепче привязывал его к себе, даже не подозревая об этом?.
На лбу императора появилась недовольная складочка. Но затем он сжал пальцы в кулак, высвободил еще одну порцию магии. После чего мое кольцо нервно дернулось, засветилось даже сквозь плотный слой намотанных ниток, и… вот тогда я понял, что нужно срочно что-то предпринимать. А когда увидел, что Карриан с каким-то растерянным выражением уставился прямо на стену, за которой я стоял, сделал первое, что пришло на ум – выдернул с потолка белую нить и со всего маха обрушил ее императору на голову, рассудив, что белый цвет – это стабильность. А мне было очень важно успокоить нашего буйного повелителя и по возможности заставить его забыть о том, что произошло.
Как только белоснежная нить коснулась ауры императора, Карриан изумленно моргнул и, закатив глаза, рухнул как подкошенный.