Старая, едва передвигающая ноги, возвращенка зашла к ним уже под ночь, поставила кувшин молока на стол, много расплескав, провела скрюченными пальцами по щербине на деревянной поверхности – вполне возможно, оставшейся от удара мечом, а потом проскрипела:
– Ты не злись, господин, что твоих вместе с нашими похоронили, – посмотрела белесыми от возраста глазами в окошко. – Там, за оврагом, на нашем кладбище. В тот день нам было не до церемоний. Да и кто бы разбирал – кто господин, а кто бедняк, когда они на одной стороне умирали.
В тот момент Отрава не смогла определить, что именно важное прозвучало в этой фразе, но оно совершенно точно было! Враги своими действиями намертво объединили всех, кто пострадал. Одним махом уничтожили страх или неприязнь к кровопийцам, как минимум, конкретно к этим. Ведь Кирами не причинили крестьянам и толики тех бед, что сотворили пришлые. Если год назад бедняки могли крепко высказаться по поводу господ, пока те не слышат, то сейчас бы никому в голову такое не пришло. Оттого и хоронили рядом со своими, горе всех уравняло. Это изменение в отношении было настолько значимым, словно… словно так и было задумано.