Мои цитаты из книг
Таким образом, мальчиком, я уже находил в природе то сложное и «бесполезное», которого я позже искал в другом восхитительном обмане — в искусстве.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
Для того, чтобы объяснить начальное цветение человеческого рассудка, мне кажется, следует предположить паузу в эволюции природы, животворную минуту лени и неги. Борьба за существование - какой вздор! Проклятие труда и битв ведет человека обратно к кабану. Мы с тобой часто со смехом отмечали маньякальный блеск в глазу у хозяйственной дамы, когда в пищевых и распределительных замыслах она этим стеклянистым взглядом блуждает по моргу мясной. Пролетарии, разъединяйтесь! Старые книги ошибаются. Мир был создан в день отдыха.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
Когда я думаю о моей любви к кому-либо, у меня привычка проводить радиусы от этой любви, от нежного ядра личного чувства к чудовищно ускользающим точкам вселенной. Что-то заставляет меня как можно сознательнее примеривать личную любовь к безличным и неизмеримым величинам, – к пустотам между звезд, к туманностям (самая отдаленность коих уже есть род безумия), к ужасным западням вечности, ко всей этой беспомощности, холоду, головокружению, крутизнам времени и пространства, непонятным образом переходящим одно в другое. Так в бессонную ночь раздражаешь нежный кончик языка, без конца проверяя острую грань сломавшегося зуба, – или вот еще, коснувшись чего-нибудь – дверного косяка, стены, – должен невольно пройти через целый строй прикосновений к разным плоскостям в комнате, прежде чем привести свою жизнь в прежнее равновесие. Тут ничего не поделаешь – я должен осознать план местности и как бы отпечатать себя на нем. Когда этот замедленный и беззвучный взрыв любви происходит во мне, разворачивая свои тающие края и обволакивая меня сознанием чего-то значительно более настоящего, нетленного и мощного, чем весь набор вещества и энергии в любом космосе, тогда я мысленно должен себя ущипнуть, не спит ли мой разум. Я должен проделать молниеносный инвентарь мира, сделать все пространство и время соучастниками в моем смертном чувстве любви, дабы, как боль, смертность унять и помочь себе в борьбе с глупостью и ужасом этого унизительного положения, в котором я, человек, мог развить в себе бесконечность чувства и мысли при конечности существования.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
У меня не было ни малейшего интереса к истории Кембриджа или Англии, и я был уверен, что Кембридж никак не действует на мою душу; однако именно Кембридж снабжал меня и мое русское раздумье не только рамой, но и ритмом.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
...современные издатели пестуют "рядового читателя", которого не следует заставлять думать.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
..все цело, все прелестно, молоко выпито, половина четвертого.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
Настоящая история моего пребывания в английском университете есть история моих потуг удержать Россию. У меня было чувство, что Кембридж и все его знаменитые особенности, – величественные ильмы, расписные окна, башенные часы с курантами, аркады, серо розовые стены в пиковых тузах плюща, – не имеют сами по себе никакого значения, существуя только для того, чтобы обрамлять и подпирать мою невыносимую ностальгию. Я был в состоянии человека, который, только что потеряв нетребовательную, нежно к нему относившуюся старую родственницу, вдруг понимает, что из-за какой-то лености души, усыпленной дурманом житейского, он как-то никогда не удосужился узнать покойную по-настоящему и никогда не высказал своей, тогда малоосознанной, любви, которую теперь уже ничем нельзя было разрешить и облегчить. Под бременем этой любви я сидел часами у камина, и слезы навертывались на глаза от напора чувств, от разымчивой банальности тлеющих углей, одиночества, отдаленных курантов, – и мучила мысль о том, сколько я пропустил в России, сколько я бы успел рассовать по всем карманам души и увезти с собой, кабы предвидел разлуку.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
Моя тоска по родине лишь своеобразная гипертрофия тоски по утраченному детству
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
Странно сказать, но в моей жизни она была первой, имевшей колдовскую способность накипанием света и сладости прожигать сон мой насквозь (а достигала она этого тем, что не давала погаснуть улыбке), а между тем в сознательной жизни я и не думал о сближении с нею, да при этом пуще боялся испытать отвращение от запекшейся грязи на ее ногах и затхлого запаха крестьянского платья, чем оскорбить ее тривиальным господским ухаживанием.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.
Совершенно прелестно, совершенно безлюдно. Но что же я-то тут делаю, посреди стереоскопической феерии? Как попал я сюда? Точно в дурном сне, удалились сани, оставив стоящего на страшном русском снегу моего двойника в американском пальто на викуньевом меху. Саней нет как нет: бубенчики их - лишь раковинный звон крови у меня в ушах. Домой - за спасительный океан! Однако двойник медлит. Все тихо, все околдовано светлым диском над русской пустыней моего прошлого. Снег - настоящий на ощупь; и когда наклоняюсь, чтобы набрать его в горсть, полвека жизни рассыпается морозной пылью у меня промеж пальцев.
Владимир Набоков в своих литературных произведениях описывает свои ностальгические воспоминания о детстве в России в конце эпохи Империи. Он вспоминает теннисные корты, на которых играл в детстве, морские костюмчики, которые носил, и загадочные девочки, которые окружали его своими таинственными взглядами. Все это для него символы утраченного рая детства.