На долю секунды мы снова замерли, прижатые друг к другу, а я всем собой слышал, как стучит её сердце — упоительный размеренный ритм надвигающегося счастья.
Чтобы перебить докучливые звуки, я приноровилась слушать аудиокниги. Понятия не имею, кто их записывает и потом выкладывает на ютуб. Если судить по многочисленным комментариям (время от времени я, от нечего делать, их почитывала, всякий раз зарекаясь и нарушая зарок), для кого-то эти – кстати сказать, вполне профессиональные записи – всего лишь развлечение в часы досуга или приятный фон, позволяющий скоротать домашние хлопоты; для меня они стали истинным спасением: неотъемлемой частью одинокой жизни, которую я вынуждена вести. Спасением и суровой необходимостью: с некоторых пор мне стало трудно читать. Ах, какое же это отвратительное чувство! – открываешь книгу, бежишь глазами по строкам и понимаешь, что тебе не сосредоточиться. С аудиозаписями этого и не требуется. Надо лечь и закрыть глаза – размеренные голоса чтецов (я предпочитаю мужские) сделают все сами.
Человеческая память залита водой. Струи воды размывают самые прочные фундаменты. Что толку кивать на прошлое, когда мы не помним, что с нами было вчера.
Бог весть, как они это провернули, но отец получил профессию чертежника, мать – экономиста или бухгалтера (диплома я не видела; скорей всего, он по сей день пылится в отделе кадров – в отдельной папочке среди «личных дел»). По распределению (в те далекие времена распределительные комиссии вузов и техникумов зачастую выступали в роли судьбы) оба попали на Государственный оптико-механический завод имени ОГПУ. Аббревиатура, призванная увековечить одно из прежних наименований тайных государственных органов, незаметно, словно сама собой исчезла в 1962 году (год Карибского кризиса), когда завод – уже на памяти моих родителей – был переименован в Ленинградское оптико-механическое объединение. Сокращенно: ЛОМО.
Волк больше не на поводке...и всё же он возвращается к себе.
Я прекрасно понимала, какое сокровище сейчас находилось у меня в руках. Но тогда оно казалось таким далеким. Будто сидишь рядом с тем, кого некогда любила, а внутри больше не осталось никаких чувств
Люди считали «сломленного» слабым. Я не согласна. Перелом позволял придать форму чему-то иному. Может, на мне и полно шрамов и травм, но что бы они ни делали, подчинить себе меня у них не выйдет. Они заставили меня стать сильнее. Титаном. Я сломалась, но не согнулась. Огрызнулась, а не поклонилась. Они не скрутили меня и не превратили во что-то другое. Я смогу собрать свои разорванные части воедино. И стать еще мощнее
Мое желание касаться его стало отчаянной потребностью. Ведь боль означает жизнь. Означает, что мы ещё способны чувствовать. Она была необходима. Правда в том, что пока он жив, я могла пережить все.
Я не стеснялась и не переживала из-за своей фигуры. То, через что я прошла, принадлежало мне, и я приняла это.
Но логика и злость редко приходят к компромиссу.