«Кого спасать?— подумал он.— Вот черти!» Двоих спасать ему было совсем не под силу. <...> «Спасу-ка обоих! — порешил он.— С двоих получать лучше, чем с одного... »
Дети - это маленькие зверьки, которые, вступая в жизнь, завоёвывают свое место под солнцем как все звери - зубами и клыками. А если на их пути попадается существо слабее их, обязательно самоутвердятся, вытерев об него ноги.
Мне это нравится, у меня получается. Знаешь поговорку: «Найди себе работу по душе и тебе не придется работать ни дня в жизни»? <…> мне не кажется, что я трачу время на никому ненужное занятие, я не ощущаю себя уставшей, работающей женщиной, а занимаюсь тем, что мне нравится, и получаю за это деньги.
Старики задумались. Думали они о том, что в человеке выше происхождения, выше сана, богатства и знаний, что последнего нищего приближает к богу: о немощи человека, о его боли, о терпении…
Застынешь весь, обалдеешь и сам станешь жесточее мороза: одного за ухо дернешь, так что чуть ухо не оторвешь, другого по затылку хватишь, на покупателя злодеем этаким глядишь, зверем, и норовишь с него кожу содрать, а домой ввечеру придешь, надо бы спать ложиться, но ты не в духах и начинаешь свое семейство куском хлеба попрекать, шуметь и так разойдешься, что пяти городовых мало. От морозу и зол становишься и водку пьешь не в меру.
Память у меня с летами отшибло, и я всё позабыл; и врагов, и грехи свои, и напасти всякие – всё позабыл, но мороз – ух как помню!
Может, и справедливо, ваше превосходительство, но лучше б его вовсе не было. Оно, конечно, мороз и французов выгнал, и всякие кушанья заморозить можно, и деточки на коньках катаются… всё это верно! Сытому и одетому мороз – одно удовольствие, а для человека рабочего, нищего, странника, блаженного – он первейшее зло и напасть. Горе, горе, владыко святый! При таком морозе и бедность вдвое, и вор хитрее, и злодей лютее. Что и говорить!
– Нет, Егор Иваныч, – убеждал его губернатор, – не грешите, русский мороз имеет свои прелести. Я недавно читал, что многие хорошие качества русского народа обусловливаются громадным пространством земли и климатом, жестокой борьбой за существование… Это совершенно справедливо!
- Я хочу видеть, как упадет последний лист. Тогда умру и я. <...>
В искусстве Берман был неудачником. Он все собирался написать шедевр, но даже и не начал его. <...>
- Посмотри в окно, дорогая, на последний лист плюща. Тебя не удивляло, что он не дрожит и не шевелится от ветра? Да, милая, это и есть шедевр Бермана — он написал его в ту ночь, когда слетел последний лист.
Для молодых художников путь в Искусство бывает вымощен иллюстрациями к журнальным рассказам, которыми молодые авторы мостят себе путь в Литературу.