Охранники спешились. Они тоже инкогнито, без наград и знаков различия, но все в мышиного цвета форме. Росточком любой выше меня, не самого мелкого, на полголовы минимум. Выправка гвардейская, у каждого закручены усы. И все без исключения блондины. Если бы не дворянские печатки на пальцах, то от охранников купеческого обоза таких не отличишь. Верст с пяти… через лес… пьяным… и глядя в другую сторону.
Сигнальщики уже давно сообщали о продвижении кареты без гербов. Понимаете, есть простые кареты, бывают с гербами, а вот эта БЕЗ ГЕРБОВ. Едет такая по провинциальному тракту, селяне шапки ломают, кланяются, не понимают дурни, что человек инкогнито едет, совсем по-простому. Главное, как узнаю́т, что шапки ломать надо? Не то по тому, что все кони серые в яблоках. И восьмерка першеронов, запряженная цугом в карету, и десяток аргамаков охраны подобраны масть в масть. А может, сама карета немного, раза в два по длине и в полтора по другим измерениям, больше других карет. Хотя, может, внешняя обивка их навела на мысль насчет поклониться. Такая, понимаете, веселенькая замша, ярко-желтого цвета. С набитыми бляшками амулетов от грязи, воды и холода. А может, еще от чего, глупые крестьяне не знают.
вы, молодые, с закрытыми глазами на врага бежите, храбрость показываете. Настоящий храбрец сначала все обдумает, взвесит, лишь потом в бой идет.
Ведь деньги – это зло? А зло – это плохо, со злом надо бороться. Вот у меня ни на что зла не хватает, улетает оно, как в пропасть.
Пришлось давать подробнейший отчет и отвечать на важные вопросы. «А она что сказала?», «А он как посмотрел?» и даже «А младенчик хорошенький уродился?», причем мысли о том, что я мог не заметить, не обратить внимания или не заинтересоваться, даже не возникало.
Словом, все находящиеся в доме, кроме рожениц, стояли по стойке «смирно». Роженицы по стойке «смирно» лежали.
Не важно, что ты делаешь и сколько сил тратишь. Важно, как это выглядит со стороны.
Кроме его величества и меня бумагами занимался один доверенный дежурный. А у него прекрасная память – он сразу все забывает.
Помню, в нашем мире дарил Маринке французские духи в красивом флаконе. Ну эти… Как они называются… Пахнут еще… Всю стипендию грохнул…
Если думаете, что какая-нибудь матушка тактично не заметит и из деликатности не будет спрашивать своего ребенка о происхождении такого великолепия, то вы или сирота, или никогда не жили с родителями.