— Мисс Вайнхаус? — уже с большим интересом и какой-то игдевкой протянул его светлость, тем не менее, не меняя позы и сделав еще один глоток вина.
Бросив сверток на ближайшее ко мне кресло, я сделала несколько шагов по направлению к кровати и тут же остановилась. С силой сжав кулаки и вытянув руки вдоль тела, я отчеканила:
— Я не буду играть в эти игры, ваша светлость! Если вам так необходимо эпатировать публику, я в этом участвовать не собираюсь! Я не актриса дешевого театра, чтобы за мой счет кто-то развлекался! В этом, — одной рукой указала на сверток, — я работать не буду!
— А кто вы? — в одну секунду поведение мага изменилось. Одним слитным движением он, словно перетек с кровати и встал прямо передо мной в полный рост. Возвышаясь надо мной, словно скала, мужчина сделал новый глоток и поинтересовался:
— Кто вы, Эбби?
Сейчас все стали очень умными. Все все знают. А я до самого окончания института ведать не ведал, что в моем родном городе делают атомные бомбы. И когда, проучившись пять с половиной лет в Ленинграде и прибыв по распределению (а точнее, по вызову) во ВНИИП, я, наконец, узнал, чем изо дня в день занимается большинство горожан, - я был поражен. Поражен до глубины души. Но совсем не тем, о чем вы думаете. Не устрашающей близостью атомного оружия. И не сопричастностью к важнейшему государственному делу. Нет.
Я был поражен, до чего Тайна оказалась мелкой и никчемной.
И я не поверил, что это и есть Тайна.
Например, кто из горожан знает, что под плитами, окружающими памятник Ленину, существует канализационный колодец, прикрытый вместо крышки лишь одной из этих самых плит (второй от левого угла)? А ведь именно оттуда я слушал торжественную речь первого секретаря горкома партии девятого мая тысяча девятьсот семьдесят пятого года - речь, посвященную тридцатилетию Победы...
И проклятое дворовое бахвальство заставило меня сложить вместе два деревянных щита ограждения и отправиться на них в недолгое плавание, которое закончилось полной катастрофой, и я очень хорошо помню ощущение, когда, оказавшись в воде, все чаще погружаясь и все реже выныривая, я спокойно-спокойно подумал, ну, все, сейчас утону, и я помню сумасшедшие глаза оказавшегося рядом гражданина, лихорадочно сдирающегося с себя штаны и бухающегося в воду в простых семейных трусах, гражданина, которому я по гроб жизни глубоко-глубоко обязан и которого все эти годы хочу найти, чтобы сказать ему спасибо, которое так не смог сказать в тот злополучный день...
Он долго смотрел на меня, затем двинулся вперед. Я шла рядом молча, в метре от него. Марк тоже не раскрывал рта и на ходу скрутил себе сигарету. У него сохранились старые, эпохи нашего студенчества, привычки: такой же пиджак, вечные самокрутки, по-прежнему бурная жестикуляция и низкий значительный голос, звучащий так, словно он вот-вот возвестит о какой-то катастрофе, даже когда на самом деле он шутит. Все это совершенно не трогало меня.
Я вновь поражаюсь наготе мужской жизни: душ у всех на виду, тело выставлено для изучения и сравнения, публичная демонстрация интимных органов. Зачем это? Ради уверенности в чем? Блеснуть значком – глядите, у меня все как полагается, я тут свой. Почему женщинам не нужно друг другу доказывать, что они женщины? Так же невзначай расстегиваться, вскрывать ширинку. Собачье обнюхиванье.
Я жду – вымытая, причесанная, накормленная, как призовая свинья.
Теперь каждый некромант и ведьма в столице будут знать, что Себастьян Ламбар потерял свою силу и женился на Виолетте Драгант, которую с боем забрал из «Дома на окраине». Можно было не сомневаться, что уже к вечеру история обрастет чудовищными домыслами и невероятными подробностями.
Некромант с отвращением смотрел на Уилла. Тот сидел рядом с ним в пролетке, строил сочувствующие рожи и приговаривал:
– Ничего, Себастьян, возможно, магия скоро вернется. И тогда – снова в строй, упокаивать умертвий.
Вы негодяй и феодал!
-- В романтической литературе все невероятное, загадочное или ужасное подчиняется законам жанра. Действие неизменно разворачивается ночью в грозу либо, на худой конец, под свинцовым небом. Реквизит викторианского готического романа не отличается разнообразием. В жизни дело обстоит совершенно иначе. "И познал он ужас среди бела дня",-- как говорится в Библии. Действительность, зачастую, превосходит самые мрачные фантазии.