Он мог бы добиться всего, чего хочет, безо всяких ухищрений! Но это было бы как-то не по-лисьи. Они, наверное, порядочных детей из клана с позором выгоняют, как отклонение в генетике. Хитрозадая природа, с которой сложно спорить. И сомневаюсь, что этому можно хоть что-то противопоставить, кроме такой же хитрости.
– Меня пугает твое собственничество, Сат. Ты ведь воспринимаешь меня как вещь – да ни одна любовь не начинается с такого! Это если вообще говорить о возможной любви… в будущем!
– Как раз с этим я поделать ничего не могу. Вини себя – ты это спровоцировала. Вини меня – я рожден быть именно таким. Давай всю оставшуюся жизнь винить друг друга только за это, пока не привыкнем, что иначе быть уже не может.
-- Я вчера окончательно понял, что все у нас сложится, что за тебя я весь мир на крупицы разнесу, если потребуется – и уже не потому, что сам этого хочу, а потому что ты хочешь того же. Боишься пока, стесняешься, опасаешься моего чувства собственности, но это лишь вопрос времени и моего терпения.
-- Кларисса, я поняла, что ты дракон-инвалид. Кровь делает тебя драконом, а умишко – инвалидом.
-- Это чем же вы думали, когда такое устраивали?
– Головами, – ответила я виновато. – Какие головы были, теми и думали. Простите нас – меня простите, Кларисса, как понимаю, уже обо всем рассказала…
– А мне иногда кажется, что счастье в другом. Оно в этой свободе расправить крылья, – я задрала голову к ночному небу, – в свободе не только мочь, но и хотеть жить без границ. Вы думаете, что получили все, но сами не заметили, что ваши крылья давно связаны условностями! Вы рождаетесь на таком социальном уровне, выше которого подниматься некуда, а ниже вы просто не приучены смотреть.
Говорят, в тихом омуте бесы водятся, но в тебе под грудой бесов находятся ещё бесы.
Остался последний боевой прием, применимый в настолько неравной схватке: бежать и визжать.
Нельзя судить о человеке даже по его поступкам, если сути этих поступков до конца не понимаешь!
Так не бывает, чтобы и капитал приобрести, и невинность соблюсти.