Ответить эксплуататор не успел, потому что зазвонил телефон. Я хихикнула в кружку, услышав, что на звонке у него стоит марш Мендельсона. Со всей помпезностью, со всей торжественностью. Теперь я точно знаю, как правильно «клеить» девушек, невзначай показав, что намерения у тебя очень и очень серьезные.
– Да, дорогая… Нет, дорогая… Я… Нет, дорогая… Да, дорогая… Я же просил не звонить, когда я на работе. Я тут Любовью занимаюсь!
Смысл сказанного дошел до его супруги за две секунды. До меня за три. А до Гимнея Гимнеича только тогда, когда его благоверная орала в трубку, как потерпевшая.
– У меня тут Любовь… Да не кричи!.. Любовь – это… Дослушай меня!.. Любовь – моя… Да помолчи ты! – орал покрасневший Гимней Гимнеич. Трубка раскалялась. И тут у его жены было много вариантов. Бросить трубку, бросить владельца и бросить накручивать себя. Она выбрала стандартный первый вариант.
С мужскими плечами, стенами и прочей атрибутикой женского счастья нужно быть осторожной. Когда сильное мужское плечо заканчивается тяжелой рукой, когда каменная стена на поверку оказывается тюрьмой, когда от ревности становится не страстно, а страшно, пора собирать вещи. Во сколько бы роз не было оценено твое здоровье, во сколько карат не была бы оценена твоя нервная система, сколько бы штанов не протерлось на коленях в попытке вымолить твое прощение, не верь. Твое прощение – это лопата, которой ты роешь себе могилу. И чем чаще ты роешь, тем быстрее в нее ляжешь.
– Ошибки – это каменная плитка, устилающая дорогу к успеху. Тебе ли не знать об этом.
Но я не успела даже обдумать его слова, как кесарь добавил:
– Все, что тебе мешает сейчас, – это страх. Страх совершить ошибку, страх сделать неверный шаг, страх выпустить ситуацию из-под контроля. Ты боишься, нежная моя, постоянно забывая, что за твоей спиной всегда стою я. И я исправлю любую ошибку, удержу, даже если ты будешь падать, и я уже контролирую весь этот мир, одно твое слово – он будет положен к твоим ногам.
Эдогар взглянул на новобрачную, содрогнулся, сообщил жениху, что на его месте выпил бы побольше. Гномы переглянулись, оскорбились и решили бить пресветлому морду. Пришлось вмешаться и с самым умным видом сообщить, что на самом деле Эдогар просто положил глаз на молодую гномку и пожелал жениху выпить побольше, чтобы умыкнуть красавицу. Гномы посмотрели на побледневшего эллара с уважением, честно признали, что ценят хитрость и все такое, но ты-де светлый пей, а молодые пока пойдут к себе, от светлых подальше. И дабы Эдогар никого не умыкал, Ошрое заставил его выпить четыре кружки подряд. А так как сам Топор Ручка Каменное Лезвие пил вместе с главой моей канцелярии, то после четвертой кружки от всей души предложил Эдогару выбирать себе любую гномку взамен уже окольцованной невесты. Пятую кружку пресветлый выпил сам, затем свалился в обморок.
«От счастья!» – громко объявил всем Адрас.
– Сказанное вами… я приняла к сведению. Я все поняла. И, допустим, частично смирилась с ситуацией. Более того, я отчетливо осознаю, что сейчас, в условиях реальной угрозы вторжения высших, этот мир нуждается во мне возможно… – произнести это оказалось сложно, – даже больше, чем мой собственный. Именно поэтому – я повторюсь – я согласна и далее нести обязанности пресветлой императрицы, с единственным условием: вы не прикасаетесь ко мне больше! Никак! Ничем! И никоим образом!
И я непримиримо взглянула в холодные глаза Властителя Эрадараса. И почему-то возникло странное ощущение, что в его глазах сейчас вдребезги разбивался даже не один – тысячи хрустальных замков. Едва эта мысль промелькнула в моей голове, из глаз кесаря исчезло всяческое выражение, в них снова был лишь холод. Ледяной свет.