— Я так и знала, что до этого дойдет. Совсем этот ирод мне нервы вымотал. А говорила я маменьке, что не будет с него толку-то…
— …а она мне… не пьет и не бьет… положительный… — она поджала накрашенные темно-вишневого колера помадой губы. — Аж тошно… Мишанька!
— А надо, чтобы бил? — уточнила Калерия, которая давно уже поняла, что в целом люди существа до крайности сложные и нелогичные.
— А как иначе? — начерненные брови грозно сошлись над переносицей. — Мишка!
— Я уж чего только не делала, и пилила, и попрекала… и похмеляться не давала… а он только смотрит своими глазищами да лепечет непонятное, что люблю. Мне уж и перед людями стыдно-то! Вон, сами погляньте, у Маньки фонарь такой, что глаз не видит. Галька вечно за ребра держится. А я одна, как дура, с цветами.
— И чем плохо цветы?
— Ничем, — потупилась Осляпкина, развешивая белье. Двигалась она, несмотря на немалые объемы свои, легко и грациозно. — Но… это ж не серьезно!