Я смотрела на этих детей, смотрела… и уже знала, кого вижу перед собой. По крайней мере, знала одну из них. Ту самую черноволосую гордячку — Киру… Акирку… Акиру… себя. Двух подруг вспомнить не могла, хотя лицо Малетты казалось смутно знакомым, а в груди болезненной глубокой раной разливалась тоска.
«Ты была самой талантливой, — прозвучал в мыслях все тот же голос. — Многому научилась за свою первую жизнь. И в последующие жизни вы были неразлучны».
Я хотела спросить, где они обе сейчас, но почему-то не смогла произнести ни слова. А затем весело хохочущие девочки вдруг исчезли и мир окрасился алым. Сменили цвет лепестки яблонь, а по белому снегу побежала кровь. И там, где она бежала, мне чудились проглядывающие из сугробов маки…