— Странно, что наши христиане видят самое большое зло в так называемом блуде, — задумчиво сказал Зенон. — Никто не станет с яростью и омерзением карать грубость, дикость, варварство, несправедливость. Никому не придет в голову почесть непотребным, что добропорядочные граждане повалят завтра на площадь смотреть, как я корчусь в пламени костра.
Каноник прикрыл лицо ладонью.
— Простите, отец мой, — сказал Зенон. — Non decet... — Больше я не позволю себе неприличия называть вещи своими именами...