Очутившись на крайнем рубеже своей жизни и оглядываясь назад, он сожалел лишь об одном: ему всего-навсего хотелось жить еще.
Воспоминания и мечты - совсем не одно и то же. Он всегда только мечтал, только хотел всего, чего Леспир добился и о чем теперь вспоминает. Да, так. Мысль эта терзала неторопливо, безжалостно, резала по самому больному месту.
Что мне делать? Как, чем теперь искупить ужасную, пустую жизнь? Хоть одним добрым делом искупить бы свою подлость, она столько лет во мне копилась, а я не подозревал! Но теперь никого нет рядом, я один, - что можно сделать хорошего, когда ты совсем один?
Только одного ему хотелось: сделать бы что-нибудь хорошее теперь, когда всё кончено, сделать хоть что-то хорошее и знать, я это сделал.
Может быть, у всех умирающих такое чувство, будто они и не жили? Не успели вздохнуть как следует, как уже все пролетело, конец? Всем ли жизнь кажется такой невыносимо быстротечной — или только ему, здесь, сейчас, когда остался всего час-другой на раздумья и размышления?
Они пришли к смерти разными тропами, и если смерть бывает разного рода, то их смерти, по всей вероятности, будут различаться между собой, как день и ночь. У смерти, как и у жизни, множество разных граней, и коли ты уже когда-то умер, зачем тебе смерть конечная, раз навсегда, какая предстоит ему теперь?
– Что с тобой? – полюбопытствовал Роберт.
– Ни-че-го, – отчеканила Виржиния. – Все у меня в полном порядке. Ты доел?
– Да.
– Давай расплатимся и уйдем.
– Виржиния…
– Роберт…
– Хорошо. Что случилось?
– Я же сказала, ни-че-го.
– Я тебя слышал. Так что?
– А нынешние актрисы. Они стараются играть так буднично. Ведут себя на сцене совсем как женщины, которых встречаешь на улице. Иной раз удивляешься, как у администрации хватает наглости брать за это деньги. Когда я была маленькой девочкой, актрисы держали себя, как королевы, и все понимали, что должны заплатить, чтобы посмотреть на них, потому что в реальной жизни встретить такую не представлялось возможности.
– Чего ты улыбаешься?
– Потому что ты всем довольна.
– Кто сказал, что я всем довольна?
– Ты обозрела территорию и сказала себе: «Вот и чудненько. Я тут самая красивая и теперь могу насладиться ужином.
– Какой ты у нас проницательный, – Виржиния улыбнулась. – Ну очень проницательный мужчина.
И ведь что обидно: не можешь даже обругать его, мерзавца, не зная по-французски ругательных слов. Глаша! – обратился он к жене. – Ты бы мне хоть три-четыре ругательных слова по-французски сказала, чтоб я мог выругаться при случае.
– Как я скажу, ежели я сама не знаю… Нас ругательным словам в пансионе не учили. У нас пансион был такой, что даже две генеральские дочки учились. Все было на деликатной ноге, так как же тут ругательствам-то учить!