Первый муж у Киры был альфа-самец. Это она потом поняла, начитавшись умных психологических книжек. А тогда он называл себя каменной стеной. «За мной, Оля, будешь как за каменной стеной», – говорил муж.
Выяснилось, что у каменной стены есть один небольшой недостаток: из-за нее ничего не слышно. И, как правило, не видно. Сидишь внутри, обнесенный высокой оградой, и ни о чем не знаешь. А попробуешь перелезть – осадят: «Куда это собралась, голубушка? Ты же за каменной стеной. Вот и сиди тихо!» Не суетись, как говорил муж. В тренажерный зал? Забудь, не суетись. К подруге? Наплюй, не суетись. Новую работу? Расслабься, не суетись. Сидишь на полном обеспечении, и нечего дурью маяться. …Он во всем был альфа, то есть первый, сильный, главный. Решал, куда поехать, на что тратить деньги, как одеваться.
...Каменная стена рухнула и погребла под собой Олю. Альфа-самец нашел себе альфа-самку, тонкую, молодую, красивую. Не корову, а ягуариху.
Самое большое откровение явилось Кире из гражданского кодекса. Кира была не юрист, а бухгалтер, и кодекс попал к ней в руки случайно. Но открылся на нужной странице.
«Вещь, предназначенная для обслуживания другой, главной вещи и связанная с ней общим назначением (принадлежность), следует судьбе главной вещи, если договором не предусмотрено иное».
Кира чуть не заплакала, настолько ясно ей все открылось. Это ведь про людей сказано, про мужа и жену! Не о всякой паре, но к ней и Аркадию как раз подходит. Он – главная вещь. А она, Кира, самостоятельной ценности не имеет, предназначена лишь для обслуживания его, и в том ее смысл и цель жизни. Ничего в этом унизительного нет, так и должно быть.
«Следует судьбе главной вещи», – завороженно повторяла она про себя. Строки были прекрасны. Следует судьбе главной вещи!
И предназначение у них общее, понятно какое.
Небо так и не прояснилось. Но от облаков исходило слабое жемчужное свечение. Воздух дрожал и слоился, кроны деревьев расплылись, словно размытые водой. Все вокруг стало акварельным, невесомым и каким-то нездешним. Как будто природа после дождя сделала глубокий вдох, готовясь в один миг перешагнуть из весны в окончательное лето, и замерла на мгновение.
Вскоре Илюшин уже стоял под липой. В саду никого не было.
– Сонное царство…
Он обошел лужи и вышел к оранжерее. Из открытых окон на него обрушилась симфония запахов. Розы благоухали страстно, тихо, нежно, пылко… Аккорд за аккордом, волна за волной обдавали Макара, и он подставил лицо этим невидимым потокам.
Ключ вошел в замочную скважину сразу, словно притянутый к ней магнитом.
У Макара почему-то заложило уши. Единственный звук остался в мире – смешливый шелест листьев. Онемевшей рукой он повернул ключ, и тот послушно сделал два оборота. Макар потянул дверь на себя. Она отворилась легко и бесшумно.
Он вытащил ключ и вошел внутрь. Розы цвели повсюду, но их запах не доносился до него.
...Ключ лежал в его руке и, казалось, тянулся к замочной скважине.
Ты еще можешь вернуться. Можешь сделать вид, будто ничего не произошло. Но до конца жизни – слышишь, до последнего вздоха тебя будет мучить вопрос: что же там было? От чего ты отказался?
…Не думая больше ни о чем, Илюшин утопил ключ в скважине и снова повернул его.
Ничего не изменилось. Дверь так же легко приоткрылась. Рассмеялись сотни листьев, и ветер выплеснул из ладоней аромат липы, приправленный запахом пыли на проселочной дороге.
Макар Илюшин постоял на пороге, щурясь от солнца.
И вышел в Зеленую Дверь.
Стол поставили напротив большого экрана, на котором кормящий отец наладил прямую видеосвязь с Дашкиным ноутбуком.
В обозначенное время проводов старого года на большом экране появилась Даша, рядом с ней за празднично накрытым столом сидел её любимый писатель Смирнов, также в кадре виднелся телевизор, на котором бесновался традиционный предновогодний концерт.
Обстановка вокруг Даши и её писателя всем присутствующим за аналогичным празднично накрытым столом, но уже по эту сторону экрана,
в Румынии, показалось очень знакомой.
Правда, Максим Георгиевич, как и большинство современных младенцев, большую часть времени спал или улыбался. Это позволяло кормящему отцу через компьютер периодически консультировать кого-то в далёком Екатеринбурге. За консультации из Екатеринбурга платили. Немного, но регулярно.
Следовало признать, что кормящий отец Валентине Григорьевне нравился, чем дальше, тем больше. Спокойный, рассудительный, умелый, уверенный в себе мужчина, а самое главное, без комплексов. Никаких тебе домостроевских идей типа, мужик всему голова, или место бабы на кухне.
– Между прочим, внук ваш на меня очень похож, – тут же зачем-то сообщил он Валентине Григорьевне.
– Тоже небритый? – сразу нашлась она.
Раньше, когда еще не было мобильных телефонов, он иногда звонил ей с кремлевской вертушки. Эта штуковина была настолько хитромудро устроена, что могла прервать любой разговор. При этом она издавала жуткие звуки, которых Валентина Григорьевна очень боялась. Она даже не предполагала, что её родной домашний телефонный аппарат способен на такое.
С возрастом в жизни Валентины Григорьевны подруги как-то тихо и незаметно уступили место приятельницам. Общение с приятельницами отличалось комфортом и ни к чему не обязывало. С приятельницей можно поболтать в кафе, посетить филармонию или антрепризу, съездить на экскурсию, за границу, в санаторий и так далее. Она потому и приятельница, что с ней приятно.
А как же «Большая подруга», справедливо спросите вы? Ведь в жизни каждой женщины обязательно должна присутствовать именно подруга с большой буквы. Подруга! Или Главная подруга! Или Большая подруга! Та самая, с которой можно говорить про всё-про-всё, шушукаться и смеяться всю ночь, та, которая всегда утешит, выдаст сигарету или нальёт водки в тот самый момент, когда наступает, как говорится, полная вешалка, то есть, жизнь становится ни капельки не мила и не интересна.
– Про что рассказывать?
– Ну, хоть про литературу, про фантастику, например.
– Ты читала Стругацких?
– А как же! Они мои любимые!
– А Гарри Поттер?
– Фуууу!
– Это замечательно, значит, тебе понравится Нил Гейман.
– Конечно, понравится, я его читала. Особенно хороши «Американские боги».
Беседа потекла плавно и непринужденно.