Мои цитаты из книг
Человек, который учил меня кататься на лыжах, который подарил мне неземное наслаждение и позволил впервые за много лет почувствовать себя живой, вырвал мое сердце. Он не сожалел, не винил себя, он не способен на чувства и не умеет любить, потому что в его сердце одна лишь тьма.
Я ненавидела его: холодный, высокомерный, заносчивый – типичный представитель Нью-Йоркской элиты. Он влиятелен, богат, и красив как сам дьявол. За ним тянется шлейф из разбитых сердец.Он думал, что я стану еще одним его развлечением, всего на одну ночь. Игрушкой для него и его богатеньких дружков.Но он ошибался, я стану его возмездием.
Любовь это не обязательно партнер, это может быть отец, брат, мать, любимая собака. Все это любовь, разная любовь, но действует всегда одинаково, убивая частицу вашей души, когда-то больше, когда-то меньше.
Я ненавидела его: холодный, высокомерный, заносчивый – типичный представитель Нью-Йоркской элиты. Он влиятелен, богат, и красив как сам дьявол. За ним тянется шлейф из разбитых сердец.Он думал, что я стану еще одним его развлечением, всего на одну ночь. Игрушкой для него и его богатеньких дружков.Но он ошибался, я стану его возмездием.
"Такие девушки приручают грифов и залетают от гранатовых зёрнышек..."
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
лоренцо отобрал у девочки из соседней палаты ее подружку - вязаную шапку, с которой она разговаривала, я часто слышал, как они беседуют у открытого окна - испанская девочка и ее старая зеленая шапка с помпоном, шапка бывала на удивление остроумна
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
если кошка ведет себя как собака, а женщина — как мужчина, они всегда могут рассчитывать на место в моем доме
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
я забавно устроен - стоит мне впустить в себя другого человека, как он, сам того не подозревая, распологается в моей печени, в артериях, в альвеолах, запрокидывает мне голову, примостившись в гортани, медленно крутится в барабане живота, царапает нёбо, дергает волосы изнутри, ну и всякие прочие глупости делает
и когда я его, человека этого, встречаю где-нибудь живьем, просто на углу или в кафе, первое, что проходит мне в голову, - как, чорт возьми, он выбрался наружу, а потом - он совсем не такой, как тот, что у меня внутри
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
- Я ведь зачем здесь живу, - сказал мне Мозес, грызя принесенные мной альфахорес, - затем, что здесь тихо. Мне надо, чтобы тихо было. В больницах бывает по-настоящему тихо, люди сосредоточены на своих ранах, ссадинах и видениях, они не хотят тратить силы на обыкновенные слова. Тишина здесь густая, драгоценная. Моя воля - лежал бы в больнице, пока не напишу, что хочется. Но ведь не с коклюшем же лежать, с коклюшем долго держать не станут.
А психам можно. Для того я и псих.
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
Свободная мысль, а значит, и жизнь, возможны только вопреки, все остальное лишь химические процессы.
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
вот, например, вино, продолжал он, когда ты не умеешь пить, то хватаешься за него, чтобы заглушить тревогу или забыть обиду, оно и тогда - как это сказать? docilement? терпеливо работает на тебя, но без радоси, мо, без радости
вино надо пить счастливым, чтобы однажды захлебнуться острой, леденящей переносицу, обжигающей нёбо сиюминутностью, ради того поворота, где к тебе приближаются отдаленные прежде звуки, запахи, подходят вплотную и заполняют твою голову, пощелкивая пузырьками, и это все, что ты хотел знать о вине, - оно не должно утешать, как не должны утешать друзья, они посылаются нам для другого
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...
если чего-то слишком сильно хочешь, судьба пугается и отвечает уклончиво
«Мир надоел богу, как плохой театр, где труппа заносчива и бесталанна, хор молчит, а ступени жертвенника вечно в крови. Поэтому бог давно сюда не заходит». Так говорит Морас, герой романа, написанного двадцать лет назад, но звучащего теперь как предостережение. Это книга о плавании в чужих, запретных водах, дневник человека, уверенного в том, что свободная мысль, а значит, и жизнь возможны только вопреки, все остальное – лишь химические процессы. Это роман-путешествие, где герои участвуют в...